Артисты труппы

Артисты, занятые в спектаклях МХТ

Мельпомена на контракте

Андрей Ванденко, Итоги, № 20, 21.05.2006

«Выстраивая контрактные отношения с актерами, я руководствовался желанием избавить их от необходимости врать, плутовать, жульничать», — говорит Олег Табаков


У художественного руководителя Художественного театра Олега Табакова есть новости для любой аудитории. Эстетствующая публика спорит, пытаясь договориться об оценках игры мэтра в роли Плюшкина в «Похождении», премьерном спектакле «Табакерки», поставленном на сцене МХТ. Любопытствующие граждане толкутся у замочной скважины, силясь разнюхать, как чувствует себя семидесятилетний отец месячной Маши. А Олег Павлович, невзирая на тех и других, продолжает заниматься собственными делами.


- Что же вы такой жадный, Олег Павлович?

 — Видимо, природа дает о себе знать.

- Обуздать ее не пробовали? Все вам мало: новые роли играете, новых детей рожаете…

 — Это называется иначе: наличие возможностей. С ними у меня все в порядке. Жадность лишь ограничивает потенциал: приходится ведь растрачиваться на негативные эмоции, меньше сил остается на самореализацию. Я не кошусь злым глазом по сторонам и спокойно иду своей дорогой.

- Без опаски поглядывая в будущее?

 — Наперед не загадываю, но и особых оснований для тревоги пока не вижу. Спасибо генной инженерии, она наш род не подводит: одна бабушка дожила до восьмидесяти семи лет, вторая — до восьмидесяти четырех.

- Хотите сказать, жадны вы до жизни, Олег Павлович?

 — Всегда говорю ровно то, что хочу. Ты же предлагаешь мне игру слов, а я ее не люблю. Слишком много работаю, чтобы размениваться на красивости. В конечном счете жадность к жизни — это, друг мой, потенция. Извини, что перехожу на физиологические определения. 

- Вы же без этого не можете, без физиологии. 

 — А как иначе, если сводные брат с сестрой окончили при мне медицинский институт и их учебники естественным образом оказались моими настольными книгами? Кроме того, врачом числился Гуго Юльевич Гольдштерн, первый мамин муж. На самом деле он был советским разведчиком, работал по легенде в Австрии и Германии. Но суть в ином: врачебные термины, включая латынь, я впитывал с детства. Вот ты, к примеру, знаешь, что такое мускулюс глютеус?

- Наверняка что-нибудь ниже пояса.

 — Угадал: это название той части человеческого тела, на которой мы сидим. Задница, проще говоря.

- А почему вы вдруг о ней вспомнили?

 — Случайно. Слово на язык подвернулось.

- Успокоили, Олег Павлович! А то, сами понимаете, тема сейчас модная…

 — К моде отношусь спокойно. Стараюсь сам ее устанавливать. Что касается твоего намека, то я не ханжа и уважаю чужой выбор. Но ты, надеюсь, пришел не ради расспросов о вкусах и прочих пристрастиях?

- Первым с глютеусом начали… Можем о другой моде поговорить. Вами заведенной. Подозреваю, никому прежде не приходило в голову брать с артистов деньги за работу на стороне. Табакова осенило. Теперь вы обкладываете подопечных оброком за кино- и телесъемки, участие в антрепризах.

 — С терминологией поаккуратнее, хорошо? Мой прадед Иван Иванович Утин в молодости был крепостным и действительно платил десятину за аренду взятой земли. Надеюсь, понимаешь, в МХТ и в подвале на улице Чаплыгина никакого рабского труда нет и быть не может по определению. Речь об ином. Я руководствовался желанием избавить актеров от необходимости врать, плутовать, жульничать.

- Заплати налоги и спи спокойно?

 — Примерно так. Теперь каждый подписывает сезонный контракт, где среди прочего черным по белому указано: организации, предлагающие артисту работу на стороне, должны обратиться к руководству театра и выкупить у нас его трудодни. Как ты выразился, «оброк» собирается не с актеров, а со сторонних структур, желающих воспользоваться их трудом. Все оформляется официально, через бухгалтерию, сумма рассчитывается на основе ставки.

- И сколько за день набегает?

 — Цифра колеблется в диапазоне от тысячи до полутора тысяч рублей. Пока больше других заплатили за весьма скромную по степени известности Наташу Бочкареву, мою ученицу. Последний перевод составил около ста тридцати тысяч рублей. За какой-то очередной сериал.

- А у вас, Олег Павлович, сколько, извините, кинокартин за плечами?

 — Бог его знает. Больше ста, это точно.

- Неужели полвека назад ваш тезка и тогдашний начальник Ефремов требовал, чтобы вы сдавали в театральную кассу копейку за каждую роль?

 — И не пытайся поймать на слове. Все равно не получится. Никогда не врал Олегу Николаевичу. И между струйками не бегал, хотя снимался много. Однажды за меня «Современнику» даже заплатили — уникальный случай по тем временам. В 1959 году я был на время сдан Ефремовым в аренду режиссеру Зархи, запускавшемуся с фильмом «Люди на мосту». Александр Григорьевич хотел заполучить меня и согласился компенсировать театру некоторые неудобства. А директором той картины работал бывший начальник концлагеря по фамилии Стефанский. Когда стучали в дверь его кабинета, он говорил: «Введите!» Впрочем, дело не в Стефанском, а в том, что, возможно, из-за съемок у Зархи я не сыграл Алешу в «Балладе о солдате», хотя Григорий Чухрай звал в картину. А ты как думал? Всегда приходится чем-то жертвовать. Вариант, который предлагаю своим артистам, наиболее бескровный. Главное, повторяю, теперь им нет нужды лгать, терять достоинство.

- Сами вы сегодня пример подаете, платите?

 — А как же! Последняя моя роль была в картине Эльдара Рязанова про сказочника Андерсена. На полагающиеся за меня отчисления театр по сниженной цене выкупил у съемочной группы четыре костюма, в которых я играл в фильме. Тем самым мы пополнили гардероб МХТ. По-моему, выгодная сделка.

- Все артисты приняли нововведения безропотно?

 — Алексей Гуськов, например, предпочел выйти из труппы театра.

- Отпустили с богом?

 — С пожеланием дальнейших творческих успехов.

- Роли, в которых занят актер, за ним сохраняются?

 — Пока идут спектакли — да. Теперь Гуськов находится на разовых, так это называется на театральном сленге.

- Вроде бы и Андрей Ильин выведен за штат.

 — Да, он тоже. Но это было давно.

- Писали, еще Хабенский пытался бунтовать, а вы пригрозили смутьяну увольнением.

 — Не пользуйся сплетнями из бульварных листков, пригодных лишь для употребления в сортирах.

- По-моему, все давно перешли на туалетную бумагу.

 — Кое-кто сохраняет верность старым привычкам… Словом, не повторяй чужие глупости. Если бы я решил уволить подчиненного, сделал бы это без всяких угроз, всерьез и надолго. А Костя продолжает играть в трех спектаклях и репетирует в четвертом.

- И к кино звезду не ревнуете?

 — Для меня это всегда была ничейная территория. На нее хорошо периодически совершать набеги, но домом для актера должен оставаться театр. Главное, чтобы здесь все поддерживалось в порядке.

- Справляетесь, Олег Павлович?

 — А ты посмотри на наши показатели. МХТ собирает за месяц от двенадцати до шестнадцати миллионов рублей. И в нашем «подвале» экономические дела складываются вполне успешно. Отвечу так, чтобы не слишком раздражать коллег. Для меня загадка, почему другие не следуют нашему примеру, в том числе и в части выстраивания контрактных отношений с актерами.

- Но у вас наверняка есть собственная версия происходящего.

 — Моя оценка сильно отличается от точки зрения прочих представителей театрального цеха. Давно привык к этому и реагирую спокойно, даже не пытаясь ничего оспаривать. Я же вижу, что многих коллег охватила растерянность, они дрейфуют по течению: дескать, зачем трепыхаться, раз Волга все равно впадет в Каспийское море? Негоже так себя вести. На дворе пятнадцатый год капитализма, он диктует совершенно иные взаимоотношения, а люди по-прежнему тоскуют о социалистической халяве. О чем говорить, если мы так до сих пор и не удосужились создать профессиональный союз работников театра?

- А СТД на что?

 — Это эфемерное творение досталось нам в наследство от советской эпохи. Атавизм и рудимент, привет из прошлого, в которое нет возврата.

- Но вы ведь входите в союз?

 — Хочешь знать, плачу ли членские взносы? Да, но благами давно не пользуюсь. Ни разу за полтора десятилетия. 

- Из принципа, надо полагать?

 — Именно! Мария Гавриловна Савина, актриса императорского Александринского театра, создавая более ста лет назад ссудную кассу, подразумевала вспомоществование больным, бедным, убогим артистам. В этом я с удовольствием принял бы участие и сегодня. Но в чем, ответь, смысл существования нынешнего СТД? ЮНЕСКО давным-давно определила минимум, который должен получать человек, имеющий диплом высшего театрального учебного заведения. А теперь спроси меня, где в России дотягивают до этой планки?

- Можно, сам скажу? Конечно, в МХТ и в «Табакерке» на Чаплыгина.

 — Да, у нас платят даже сверх того, что положено по шкале, но, увы, это никак не влияет на среднюю температуру по больнице: положение в большинстве провинциальных да и московских театров не назовешь благополучным. Ситуацию мог бы исправить союз, но в нем, на мой взгляд, многое делается неверно. Напрочь отсутствует идея, способная объединить людей. Во всяком случае, не вижу ее. Не думаю, будто что-то радикально изменилось за те два с половиной года, которые не хожу на заседания правления. 

- Почему манкируете?

 — На моих глазах был допущен этический ляп, произошел некий инцидент, после чего я решил: на этих собраниях мне делать нечего.

- О чем речь, Олег Павлович?

 — О процедуре выдвижения на Госпремию России. На награду претендовал действительно неплохой спектакль, многократно к тому моменту сыгранный, собравший хорошую прессу и отклики зрителей. Все было по делу, пока в список номинантов не добавили фамилию человека, чьи заслуги в успехе данной постановки показались мне, скажем так, не чрезмерными. После этого и перестал захаживать в СТД. 

- Ничего личного?

 — За кого меня принимаешь?! Шкурного интереса не преследую. Я о другом тебе говорил. 

- Но хоть что-нибудь хорошее в союзе есть? К примеру, «Золотая маска» вам нравится, Олег Павлович?

 — И с премией этой я ежегодно расхожусь в оценках.

- А она чем не угодила?

 — Вот так сложилось… Может, старая обида во мне сидит, злопыхательство мешает трезво взглянуть на вещи? Много лет назад мне ведь присудили «Маску», на этом настоял тогдашний член жюри Анатолий Смелянский. Он посчитал мое исполнение роли Ивана Коломийцева в спектакле Адольфа Шапиро «Последние» заслуживающим того, чтобы быть отмеченным. Коллеги Смелянского поддержали, но на Табакова не хватило… маски. В буквальном смысле! Вместо нее вынесли на сцену что-то непонятное на палочке, и очаровательная, нежно любимая мною на протяжении многих лет Рита Терехова попыталась это мне вручить…

- Какой вы злопамятный, однако!

 — Шучу. Наградами меня не обходят, даже сопредельные государства отмечают знаками отличия. В силу почтенного возраста, наверное. И «Маску» потом я получил, уже нормальную, полноценную, так что дело не в ущемленных амбициях. Во мне сто два кило веса, столь крупные люди по определению не бывают злыми.

- Спорный тезис. 

 — Да, я памятливый и не люблю свинства в любом его проявлении. ..

- Но если в союзе все столь прискорбно, может, возглавите процесс, личным примером поведете за собою, Олег Павлович?

 — Меня звали на СТД после ухода Михаила Ульянова, инициативная группа вела переговоры. Отказался.

- Почему?

 — Совмещать руководство союзом и работу в театре нереально. Такие службы нельзя делать в полноги. Зачем бы пришел в СТД? «Маски» раздавать, играть роль председателя? Нет, уволь. Если говорить серьезно, не наград нам не хватает, а мозгов, спокойного анализа текущего театрального процесса.

- Это вы о ком?

 — О себе, конечно, но и о коллегах тоже. Давно пора навести порядок с контрактами, прописать права и обязанности актеров, воздать по закону и по заслугам. Для этого не нужно много ума. Требуется желание. Понимаешь, в любой ситуации надо сохранять чувство собственного достоинства и уважения к другим. Наверное, знаешь, что ежегодно 27 марта Фонд помощи и развития театра Олега Табакова вручает коллегам премии за наиболее интересные работы сезона. В 2004 году «Внешагробанк», в котором мы держали деньги, разорился, объявил себя банкротом, и в результате десятки миллионов наших кровных рублей уплыли в неизвестном направлении. Я мог бы извиниться перед лауреатами: мол, простите, уважаемые, но в этот раз материальной подкрепляющей не будет, довольствуйтесь красивыми бумажечками, грамотами и дипломами. Наверное, люди из вежливости промолчали бы, но так делать негоже, это наверняка ударило бы по авторитету, престижности награды. Посчитал: в подобной ситуации честнее и правильнее приостановить присуждение премий на трудный период, чем заниматься имитацией. Нам понадобился год, чтобы оправиться, прийти в себя. Сейчас награждение идет в полном объеме. Только так! По-другому я работать не умею. Если взвалил ношу, впрягся, тяну, не халтурю.

- Кстати, о тягловой силе. Тройка вороных, которых в финале «Похождения» выводят на сцену, состоит на балансе «Табакерки»?

 — На моей памяти ни один спектакль жестче не мордовали в прессе, чем мольеровский «Тартюф», поставленный в Художественном театре. Критика не скупилась на хулу. Однако который уж год кряду билеты на спектакль разлетаются по весьма высоким ценам. Вот тебе и весь ответ. Уверен, и вокруг «Похождения» «нездоровые» страсти улягутся. Я ведь не возражаю: пусть желающие самоутвердиться поупражняются в остроумии. Главное, чтобы интерес к постановке рос.

- И все же, Олег Павлович, на чьем довольствии лошадки?

 — Они у нас на разовых. Девушки по вызову, так сказать…