Режиссеры

«Дядя Ваня»

Марина Мурзина, АиФ-Москва, 26.05.2004
Олег Табаков: «Дядя Ваня» — одна из самых лиричных семейных историй, «сцены из деревенской жизни», но лишь на первый взгляд. Люди в ней решают вопросы смысла жизни и смерти, любви и ненависти".

Премьеру сыграли во МХАТе им. Чехова. Во всю ширину и высоту сцены — свежеструганный некрашеный дощатый дом, еще пахнущий деревом. Из него вытесняются, выталкиваются на авансцену персонажи, приближаясь к публике первых рядов. Или, наоборот, уходят в дом, где сидят, разговаривают, пьют чай за огромными окнами, то открывая их, то захлопывая. В финальном акте на окна навешивают тяжелые ставни, точно заколачивая в доме Соню, дядю Ваню, старую няньку Марину, Вафлю? Но говорить — «точно хороня», как Фирса, — не хочется, потому что спектакль этот не мрачен.

Он готовился недолго, около двух месяцев, и в него еще предстоит внедряться, вживаться артистам, обживать его и «вочеловечивать». А артисты в нем — из лучших. Рядом с известными очень органично и неожиданно смотрятся Сергей Беляев (Вафля), актриса театра Фоменко Ирина Пегова (Соня) — плотненькая, с тугими косами, деловитая, с простоватым говорком, настоящая деревенская хозяюшка. В пьесе, как известно, сплошь сердечный надрыв, муки и драмы. А спектакль получился на редкость душевно здоровый, мудрый, не рвущий страсти в клочья, философский. Исподволь, ненавязчиво, тонко и точно подводит он к финальному выводу: жизнь есть жизнь, и надо жить, и все мы будем жить длинный-длинный ряд дней, и все принимать, и терпеть, и работать? Спросите: что же тут свежего, нового? Это уважительно, нежно, вдумчиво и спокойно воспринятый Чехов, постановками пьес которого сегодня уже вряд ли можно взбудоражить, огорошить и даже изумить. И вот так обратиться к нему — деликатно, интеллигентно — дело для театра благородное. И благодарное, судя по реакции публики.