Режиссеры

Мировая премьера спектакля «Мистерион»

Ксения Ларина, Эхо Москвы, 13.10.2007
К. ЛАРИНА: 10 часов 35 минут. Мы продолжаем программу «Все на выход». К нам присоединяется наш гость — Теодор Курентзис, дирижер. Доброе утро, Теодор.

Т. КУРЕНТЗИС: Здравствуйте!

К. ЛАРИНА: Я напомню, по какому поводу Теодор к нам пожаловал: фестиваль «Территория» завершается сейчас в Москве. Теодор является одним из учредителей фестиваля, членом арт-дирекции, оргкомитета. В качестве завершения фестиваля завтра в концертном зале Чайковского будет представлен спектакль «Мистерион». Вот о том, что это такое, Теодор, надеюсь, сейчас нам расскажет.

Т. КУРЕНТЗИС: Изначально хочу сказать, что музыка, как и все искусства, своим рождением, своим основанием была ритуальным искусством. Тот же самый театр — это вид лечебницы: люди ходили в театр. Люди имели психический курорт, и театр помогал в совершении этого, поэтому и называется амфитеатр, потому что он не закроется, а «амфи» — это вопрос, который находит отражение в бесконечности. Беда наших времен — это беда Ренессанса, постренессанса: искусство и музыка стали в употреблении, потеряли свою ритуальность. Этот проект — какая-то моя детская мечта, это произведение исполнялось пару раз только, потому что очень сложно сочетаются ритуальный театр, музыка, мертвые языки (я имею в виду языки, который сейчас неактуальны: древнегреческий, древненемецкий). Было сделано так, чтобы люди ходили на этот спектакль не как зрители, а как пассажиры транспорта, который нас отвезет из одной точки в другую: из биологической точки существования в духовную точку желаемого. Наша задача очень сложная завтра, потому что мы это посвящаем Мейерхольду, который тоже имел дело с мистерией в театре, с ритуальностью. Зал Чайковского — это его помещение. 

К. ЛАРИНА: А по жанру это как можно определить? Что это такое? Потому что там все есть.

Т. КУРЕНТЗИС: Это мистерия. Там актеры поют. Мы это делаем с правильными просодиями греческими. Даже греки сейчас, актеры и актрисы в Греции, которые не поют, а читают или играют, это неправильно, потому что актеры должны петь в этой трагедии древним языком. Вот Алла Казакова и Елена Морозова это делают. Это очень сложно. Слава богу, что я по-древнегречески говорю.

К. ЛАРИНА: А там, кстати, есть группа актеров драматических (чтобы наши слушатели понимали) и группа вокалистов.

Т. КУРЕНТЗИС: Это удивительная команда. У нас восемь девушек вокалисток, которые никогда не встретились вместе на сцене, потому что они все — первые партии. И вот каждая из них изображает Сивиллу, которая совершает ритуал перед концом света. Эта музыка — конец света. И в этом тоже есть команда актеров замечательных.

Т. ПЕЛИПЕЙКО: Вот где Вы их брали? Потому что более или менее понятно с вокалистами, музыкантами: это Ваш круг, Вы их знаете. Вы сразу сказали: всех девушек, которых я хотел собрать, я собрал. Это было не так просто, но Вы знали, кого Вы хотите. А как Вы искали драматических актеров?

Т. КУРЕНТЗИС: У нас был большой ряд фамилий драматических актеров, которые должны были участвовать. Очень многие испугались. Самые смелые согласились. Вот с Кириллом Серебренниковым искали, потому что в принципе сложно найти людей, которые не просто хорошие актеры, но те, которые могут подключиться к непривычному жанру, в котором нет опыта у русских актеров. Я счастлив, что удалось такую команду найти. Не просто было, но сейчас это все идет хорошо. Женя Миронов, Алла Казакова?

К. ЛАРИНА: Сергей Медведев, Алексей Жеребцов, Валерий Петров, Данила Поляков.

Т. КУРЕНТЗИС: Елена Морозова.

К. ЛАРИНА: Я тоже хочу напомнить, что уже было упомянуто имя Кирилла Серебреникова — он является режиссером этого спектакля.

Т. КУРЕНТЗИС: Да, мы вместе думали, ЧТО это должно быть. Это, конечно, может показаться радикальным решением, это необычно. Это не спектакль — это ритуал.

В. РАММ: Скажите, пожалуйста, вот такое грандиозное действо — и что, только один раз? Это будет как-то сниматься хотя бы несколькими камерами, чтобы оставить это для истории, для вас — для совершенствования? Или это будет как-то гастролироваться, по крайней мере в Грецию?

К. ЛАРИНА: Или в Новосибирск?

В. РАММ: Потому что жалко: столько усилий!

Т. ПЕЛИПЕЙКО: Или, наконец, видео.

Т. КУРЕНТЗИС: Я вам скажу: в этом проекте из Новосибирска участвуют только три человека. Участвует примадонна Новосибирского оперного театра Вероника Джиоева — по моему мнению, лучшая певица Европы в этот момент. Татьяна Смыслова на фортепиано играет, и Теодор Курентзис дирижирует. Больше людей из Новосибирска нет. Причем здесь артистов как таковых нет: не ни одной скрипки, ни альта, ни виолончели. Там 8 труб, 8 валторн, 8 кларнетов, 8 пикколо, 10 контрабасов, 52 ударных инструмента. Это не исполняется каждый день, потому что собрать это очень тяжело. Продюсер этого проекта, бедный Григорий Папиш, каждый день я его вижу бледным. Можете представить, почему это не исполняется даже в Германии?!

В. РАММ: Но будет это сохранено для истории?

Т. КУРЕНТЗИС: Очень надеюсь, потому что очень обидно: это адская работа.

В. РАММ: Так, может, продюсер ответит?

Г. ПАПИШ: Думаю, что мы попробуем это все для истории зафиксировать. Надеюсь, что у нас это получится: и аудио, и видео.

К. ЛАРИНА: А есть вообще аналоги в мире? Такое пробовали делать?

Т. КУРЕНТЗИС: В 1976 году и в 1974 году в Зальцбурге была премьера и в Мюнхене. Два раза только — и все. И они неправильно делали, потому что практически они взяли расшифровку Эразмуса, и они неправильно переносят.

В. РАММ: А языком кто с актерами занимается? Вы?

Т. КУРЕНТЗИС: Конечно.

(общий возглас изумления)

В. РАММ: Дополнительно, кроме театра, еще и филология!

Т. КУРЕНТЗИС: А я учился.

К. ЛАРИНА: Можете процитировать нам что-нибудь, чтобы мы поняли, что это?

Т. КУРЕНТЗИС: Я вам процитирую молитву для сна, которую сам Орфей писал, из орфических гимнов [произносит текст молитвы на древнегреческом языке].

Т. ПЕЛИПЕЙКО: А сто лет назад это учили в гимназии, между прочим!

В. РАММ: А как Вы боретесь с акцентом?

Т. КУРЕНТЗИС: Вот вчера, когда репетировали Лена Морозова и Вероника Джиоева, у меня просто было ощущение, что я слышу греков. Удивительно, но очень мощно, по-моему. Женя Миронов все это играет на латинском, на немецком. Понимаете, переключаться с языками придется внутри: он идет на трех языках — древнегреческий, древненемецкий, латинский. 

В. РАММ: А как же зритель будет? У нас же зритель все хочет понимать! Там будет какая-то строка цифровая или буклеты?

Т. КУРЕНТЗИС: Там будет бегущая строка.

К. ЛАРИНА: Вы говорили, что это больше ритуал, чем некое действо сценическое. В чем смысл ритуала? Вы в начале сказали по путешествие из мира материального в мир духовный. Хочется тогда понимать, что это путешествие в один конец. С чем человек должен выйти после этого ритуала?

Т. КУРЕНТЗИС: Здесь очень важно понять, что есть такая легенда, что сивиллы, которые были жрицами Аполлона, не умерли — они до сих пор живут. Язычники до сих пор верят. Им 20 тысяч лет сейчас, и они где-то живут в каком-то виде. Есть люди, которые в это верят. В Афоне есть такая притча, что анахореты (пустынники) бессмертны и до сих пор живут. Есть тоже легенда, что 9 голых монахов, которые живут в пещере в Афоне и которых никто не видит, будут совершать последнюю службу, когда закончится этот мир. Это произведение, в принципе, об ухудшении ситуации в этом мире и разрешении быть в этом мире. Когда все будут просить о покаянии у бога и даже сам дьявол будет поклоняться и тоже просить покаяние, тогда бог будет в этом мире, чтобы вернуть землю к свету. Я должен сказать, что это произведение с такими метафорами, с таким потрясающим текстом, где мешается язычество, христианство и т.д., и т.д., соединяется так, потому что (мы этого не знаем, но я могу немножко рассказать) до VIII в. н.э. был такой церковный жанр, который назывался христианская драма. Роман Сладкопевец делал такую оперу «Христос Страдающий», где актеры в храме играли. Тогда пафос Христа, страсти Христа они просто играли. Взяли древнегреческие храмы и сверху построили православные храмы и посвятили Богородице. Взяли древнегреческие гимны, поменяли слова — и сделали православные гимны. Взяли театральный ритуал, форму хора, корифея, актера-протагониста и делали божественную службу. Это основа древнего театра. Нужды и вопросы людей как были в язычестве, так и в христианстве. Просто в христианстве есть определенные тезисы, а в язычестве просто нет. А вопросы были одинаковые. Поэтому Орф взял разные тексты из разных эпох и задает эти вопросы.

В. РАММ: У нас Орфа знают по знаменитой кантате «Кармина Бурана». Вот этот Орф чем отличается? Сложно будет зрителю, слушателю? Он, может, дома должен провести ритуал какой-то, послушать что-то, подготовиться? Потому что одно дело «Кармина Бурана», из которой делали шоу.

Т. КУРЕНТЗИС: В этом не виноват Орф. Если говорить о «Кармине Бурана», то это часть трилогии «Триумфы Афродиты». «Катулли кармина», например, очень радикальны. Он слышал Стравинского, ему очень понравилось, и он взял это произведение. Но это не имеет никакого отношения. Это очень радикальное, очень сложное произведение. Причем почти нет пения — мелодекламация. Очень потрясает это произведение, там очень большой объем оркестровый и хоровой.

К. ЛАРИНА: Я хочу воспользоваться редким случаем, когда Теодор у нас в гостях. Теодор — настоящий грек, хотя работает в России. 

Т. КУРЕНТЗИС: Сибирский грек.

К. ЛАРИНА: Да, сибирский грек, является главным дирижером Новосибирского театра оперы и балета. Поскольку расписаны на много лет вперед планы, может быть какие-нибудь на этот сезон можно открыть Ваши творческие секреты? Что в ближайшее время мы еще увидим и услышим под Вашим руководством.

Т. КУРЕНТЗИС: По-моему много всего. Мы готовим «Дон Карлос» в Новосибирске. Мы ставим в Москве «Страсти по Матфею». Будем «Богему» здесь играть. Будем играть произведения Владимира Николаева, который один из любимых моих композиторов, будем Славу Артемова играть. Очень много всего. Потом я уезжаю в Опера Бастиль [Opera La Bastille] ставить там «Дон Карлос», потом в Сан-Франциско и приезжаю начинать этот сезон с «Макбет» Верди. С Дмитрием Черняковым мы его делаем в Новосибирске. А потом такой продакшн: мы делаем в Новосибирске, а потом они берут в Опера Бастиль.

В. РАММ: Мимо Москвы?

Т. КУРЕНТЗИС: Понимаете, из Новосибирска через Северный Полюс ближе в Париж. 

В. РАММ: Скажите, Вы успеваете при таком сильном режиме занятости читать, смотреть кино, слушать чужую оперу, чужую музыку, современную?

Т. КУРЕНТЗИС: Конечно. По моему мнению, в «Территории» представлена потрясающая группа российская. Дмитрий Чеглаков, знаете? Он просто потрясающий артист. Его выступление в рамках «Территории» было очень радикально, очень забавно.

В. РАММ: В Сан-Франциско симфонический оркестр сделал одно очень радикальное выступление с «Металликой». Замечательный был концерт, замечательные DVD. У Вас есть такие планы: соединить современную рок-музыку, допустим, с классической симфонической?

Т. КУРЕНТЗИС: Нет. Я считаю, что это плохой вкус: то, что было в Сан-Франциско. Вообще в Сан-Франциско консерваторы. И мне не очень этого хочется, честно сказать.

В. РАММ: Но как консерваторы, если они делали такой эксперимент с «Металликой»?

Т. КУРЕНТЗИС: «Металлика» — это мейнстрим, это не является андеграундом. А мне мейнстрим не интересен. А что делает Николаев: в «Пинк Флойд» когда-то сначала был таким гениальным светилом в роке Сид Баррет. Судьба такая, что он был закрыт на два года и невменяемым просто был. Он умер в прошлом году. Николаев собрал моменты из первого «Пинк Флойда», именно психоделический период, какие-то очень грустные психоделические фантазии. Здесь использованы специально такие инструменты, чтобы передать какой-то трепет душевный. Это интересно.

К. ЛАРИНА: Еще раз напомним, что завтра в Концертном Зале им. Чайковского завершается фестиваль «Территория» тем самым уникальным проектом: мистерией, ритуалом — «Мистерион», о котором рассказывал Теодор. Начало — в 20:00. Пользуясь случаем, хочу сказать, что сегодня вы еще можете попасть на мастер-класс замечательного британского театрального режиссера Деклана Доннеллана: сегодня в 19:00 в Театре Наций. Спасибо мы говорим Теодору Курентзису за то, что нашел время и к нам сюда пришел в гости. До встречи. Всегда рады Вас слышать и видеть.