ДраматургиВиктор Астафьев Кен Людвиг ПереводчикиМихаил Мишин Тамара Скуй | Молочная чернухаМарина Шимадина, «Коммерсант», 10.10.2002 «У Никитских ворот» показал премьеру спектакля «Черное молоко» по пьесе молодого сибирского драматурга Василия Сигарева, которую совсем недавно поставил в своем театре Гоголя и Сергей Яшин (см. Ъ от 10 сентября). Вторую порцию «Черного молока» отведала МАРИНА ШИМАДИНА. Действие пьесы Василия Сигарева Марк Розовский перенес в застеколье. То есть отгородил сцену от зрителей прозрачной стеной и предложил циничным городским жителям, чей кругозор ограничивается пределами Садового кольца, понаблюдать за настоящей жизнью в российской глубинке на забытой богом сибирской станции Моховое. По мнению режиссера, вот это и есть настоящее реальное шоу покруче, чем «Последний герой» и «Фактор страха», вместе взятые. Персонажи пьесы приехавшие в Моховое торговцы-челноки беременная Шура и ее муж Левчик, общительная тетка кассирша и убогие местные жители изображены у Сигарева с изрядной долей гротеска. Но актеры Марка Розовского, несмотря на сопротивление материала, пытаются приручить забористый язык пьесы и вжиться в эти неудобные образы всерьез. Пока что получается это только у Юрия Голубцова Левчика. Перед зрителями появляется настоящий торгаш в спортивном костюме и черной вязаной шапочке, будто случайно попавший в театр с соседнего рынка: он всю дорогу щелкает семечки, жует жвачку и слушает старенький карманный радиоприемник. «Ну ты чо? Нормально накосили»,- мягко успокаивает он свою нервозную жену, проклинающую на чем свет стоит эту дыру. В итоге жизнь за театральным стеклом все равно выглядит такой же неестественной и натужной, как и жизнь за стеклом телевизора. И только в самом конце Марк Розовский выводит действие за границы традиционного психологического театра и обращается к остроумной сценографической метафоре. Драматург написал ремарку: «Банка разбивается, и молоко, смешиваясь с грязью, быстро чернеет». Это метафора благих, но бесплодных порывов героини вырваться из порочного мира, где «модно быть суками», где «за добро платят говном» и не интересуются ничем, кроме наличных. Эти порывы, конечно же, быстро иссякают, столкнувшись с суровой реальностью, и все возвращается на круги своя. В театре Гоголя эту главную ремарку пьесы просто зачитали. Но Марк Розовский впал в азарт и во что бы то ни стало хотел найти ей сценическое воплощение. И нашел благодаря тому самому застеколью. В конце спектакля прозрачную плоскость стекла начинает заливать сначала белой, а потом черной жидкостью, которая пеленой скрывает от нас героев. А когда свет на сцене гаснет, в зеркальном отражении зрители видят себя. Видимо, тех самых злостных застекольщиков, что привыкли втаптывать в грязь ростки светлых чувств и жить в мире, где «модно быть суками». |