Имена

Живой факел

Елена Ямпольская, Известия, 27.08.2007
«Елена» в переводе с греческого означает «горящая», «факел». Страшная смерть Майоровой стала мистическим оправданием ее имени. Правда, еще в детстве Лена Майорова пыталась обмануть судьбу — в пионерлагере, чтобы соригинальничать, назвалась Эрой. Эра Майорова просуществовала несколько дней. Эра Майоровой закончилась в августе 1997-го. А мы до сих пор гадаем — что же тогда случилось? Самоубийство или несчастный случай?

Как это было

Жарким августовским днем из подъезда солидного — сталинской архитектуры — дома на Тверской вышла женщина. Как рассказывал потом случайный свидетель, грузчик из соседней булочной, «она была голая и коричневая. Я подумал — наверное, кино снимается». Ровным шагом женщина пересекла дворик, поднялась по ступенькам служебного входа Театра имени Моссовета и, минуя вахтершу, устремилась внутрь. После секундной паузы за ней бросились, а настигнув, ахнули и отступились: все, что недавно было человеческой кожей, платьем, длинными волосами, слиплось в жуткую, сочащуюся кровью горелую корку. Лицо, не тронутое огнем, но искаженное болью, никому не показалось знакомым. Милиционер, повторивший ее путь в обратном направлении, обнаружил в распахнутой настежь квартире паспорт: Майорова Елена Владимировна. Дата рождения — 30 мая 1958 года.

Через несколько минут в «Моссовете» раскалились телефонные аппараты. Звонили всем, кого можно было застать в городе в субботу, да еще в разгар отпускного сезона. Наконец, когда Майорова была уже в «Склифе», кто-то догадался набрать номер ее ближайшей подруги — Татьяны Догилевой, живущей буквально через переулок. Та в шоке и панике попыталась получить хоть какую-то информацию в «склифовской» справочной. Наткнувшись на безнадежное: «Сведений о Майоровой не даем», рванула с друзьями по Садовому кольцу. Вбежали в вестибюль и едва рот успели раскрыть — вышел врач. Сказал устало: «Кто к Майоровой? Можете войти. Она только что умерла». Часы в больничном холле показывали девятнадцать сорок.

От Табакова до Ефремова

Елена Майорова прожила на свете 39 лет и 3 месяца. Путь за это время она преодолела фантастический: девочка родом из Южно-Сахалинска, да вдобавок пролетарских корней, приезжает в Москву, поступает — правда, со второго захода — в ГИТИС, а курс набирал, между прочим, Олег Табаков. В абитуриентке баскетбольного роста с сорок первым размером ноги он сразу углядел признаки несомненного таланта, и Майорова оказалась среди тех, кто начинал создавать подвальную студию на Чаплыгина, ныне известную под славным именем «Табакерка». Лена была счастлива, мама ее регулярно присылала с Сахалина так называемые «брюшки» — малосольные плавнички семги, нельмы и муксуна, так что вся компания во главе с Табаковым их под картошечку уплетала…

Когда столичный мандарин Гришин студию запретил, отец-основатель свалился в горячке, а артисты — особенно из числа иногородних и неустроенных — начали потихоньку искать работу, Майорова, пометавшись, осела во МХАТе. В театр к Табакову она впоследствии не вернулась, да он и не звал — костяк созданной наконец труппы формировался уже на основе его следующего курса. Однако взаимную нежность Лена и Олег Павлович сохранили навсегда. «Складывалось так, — объясняет Табаков, — что во МХАТе она получала роли все больше и больше, все главнее и главнее. Но самое удивительное, что время от времени, когда она бывала чуть нетрезва и мы сталкивались, она плакала, обнимала меня и просила забрать…»

Почему плакала актриса, чей репертуарный послужной список одними только чеховскими героинями мог повергнуть в траур любую коллегу-ровесницу? После августа 1997‑го говорили: Майорову убил МХАТ. Вряд ли можно принять это как последнюю истину.

Скажем так: нравы, царившие во МХАТе, усугубляли хаос ее собственной души. Театр подталкивал к беспорядку, раздраю, алкогольному зависанию между небом и землей. Но подталкивал не одну Майорову — всех в равной мере. Некоторые устояли.

Олег Николаевич Ефремов Лену обожал. Смотрел на нее, и глаза сияли. Майорова была последней ефремовской любовью — платонической по форме, но весьма чувственной по содержанию. Примерно за год до трагической развязки Ефремов сделал замужней Лене официальное предложение. Получил хоть и деликатный, но отказ: «Я мужа люблю…» Разозлился. Гонял свою несостоявшуюся молодую супругу на репетициях «Трех сестер», она плакалась близким: «Я не артистка! Я ничего не понимаю!» Чуть ли не об уходе из театра стоял вопрос, но все миновало, и на сцену в роли Маши вышла мощная трагедийная актриса. Сыграла сломанную ветку — тонкую, сухую, колючую, но готовую было расцвести.

За неделю до гибели Майорова навещала Олега Ефремова в барвихинском санатории. Они строили планы на новый сезон. Смерть Лены подкосила Ефремова, с этого момента он начал серьезно сдавать. На похороны Олег Николаевич не пришел.

Муж

Лена потянула за собой не только Ефремова. Муж ее, художник Сергей Шерстюк, пережил Лену ровно на 9 месяцев и скончался в клинике на Каширке от рака желудка.

Шерстюк не сомневался, что жена покончила с собой. У нее уже были попытки суицида. Версию о несчастном случае с керосиновой лампой (заправляла, облила платье из искусственного шелка, а дальше хватило искры от спички) придумала его сестра Светлана — в основном для прессы. В патриархии, куда верующий Сергей поехал просить о православном отпевании, он сказал все, что знал к тому моменту, как на духу: «Она бежала вниз по лестнице и кричала: „Помогите! Помогите!“ Значит, помутнение прошло, она хотела жить…» Аргументацию сочли убедительной. Елену Майорову отпели в храме Большого Вознесения у Никитских ворот и похоронили рядом с тестем, Шерстюком-старшим, генералом ВВС, на Троекуровском кладбище.

В семейной жизни Лены и Сергея было много любви, много выпивки, случались и ссоры — признаки первой усталости друг от друга. В ночь с пятницы на субботу, с 22 на 23 августа, между ними опять возник разлад. Наутро собирались на дачу вместе, в итоге Шерстюк уехал один. Не просто тоска и одиночество — ощущение вины доконало Сергея. «Почему я уехал, почему я уехал?» — рефрен его дневниковых записей.

Не муж

23 августа — с утра и до роковой минуты — Лена беспрерывно диктовала операторам пейджинговой связи один и тот же текст: «Приезжай, я умираю». Только адресовались эти послания не Шерстюку…
В 1996 году Елена Майорова снималась в картине «Странное время». Странным там было буквально все — полумаргинальная команда, смутный сценарий, отсутствие гонорара. Но Лену это устраивало. Чуть ли не впервые за всю ее богатую кинобиографию ей предстояло сыграть любовь — настоящую, плотскую любовь зрелой женщины к юному мальчику. Вдобавок в сценарии оказалось много обнаженки.

Первый съемочный день посвятили финальным кадрам: юноша должен голышом бегать по осеннему саду, а влюбленная дама — гоняться за ним с пледом в руках. Когда съемка закончилась и новоявленный партнер Майоровой собирался сесть в машину, Лена неожиданно сказала: «Не хочу домой. Хочу кататься по Москве». На следующее утро об их романе знала вся съемочная группа.

Олег В. , на 12 лет моложе Майоровой, выпускник ВГИКа, в обществе трезвости не состоял, но на тот момент находился «в завязке» и поверил, будто сможет стать спасителем любимой женщины. Прятал водку, отмачивал звезду в ванне, таскал на каток…

23 августа Олег был далеко от Москвы. Пейджер его не работал. Вечером в гостиничном номере парень включил телевизор, увидел Лену. В шоке, ничего не понимая, посмотрел короткий сюжет: «Трагедия на Тверской. При невыясненных обстоятельствах погибла известная актриса». Рванул в Москву. Здесь его нагнала волна пропущенных сообщений. Как свет от погасшей звезды, от умершей Майоровой летела волна отчаяния: «Приезжай, я умираю…»

Черные роли

Многие люди из окружения Лены Майоровой говорили мне о «черных ролях», преследовавших ее в последние годы жизни. В сериале Александра Орлова «На ножах» Майорова сыграла Глафиру — наверное, самую страшную героиню Лескова. Куда там леди Макбет Мценского уезда… Играла нелюдь, и сама ужасно боялась, и по совету друзей свечки ставила. Из 12 серий только две успела озвучить. Остальное — очень похоже, не различишь — доделала подруга, актриса Анна Гуляренко.

Другой роковой ролью Майоровой считают Тойбеле в знаменитом мхатовском спектакле «Тойбеле и ее демон» по пьесе Исаака Башевица Зингера. Сюжет, можно сказать, классический. Еврейскую девушку Тойбеле, открывающую для себя ужас и прелесть греховного мира, соблазняет демон Алханон. Демона играл друг Лены — Сергей Шкаликов. Спектакль не вызывал ощущения черноты — дурную репутацию творение режиссера Вячеслава Долгачева заработало, когда Лены уже не было на свете. На прогоне Вячеслав Невинный, игравший старого ребе, провалился в открытый люк и сломал несколько ребер.

Следующим оказался Сергей Шкаликов. Прекрасный актер умер у себя дома, в кресле перед телевизором. По официальной версии — от сердечного приступа, по слухам — от передозировки героина…

Великая пустота

Я спрашивала у друзей Елены Майоровой: как вам кажется, можно ли было ее спасти? Да, говорили многие, если бы вовремя отвести ее к хорошему психиатру.
И все-таки от депрессии надо спасаться жизнью, а не таблетками. Что мучило Лену? Какая боль грызла ее изнутри?

Может быть, бездетность? Майорова по этому поводу действительно очень комплексовала. Тем более что физическая неполноценность стала результатом давних скитаний по больницам — слабенькую девочку залечили убойными препаратами. Она хотела ощутить себя нормальной, полноценной женщиной. Не удалось. Умирают от этого? Кто знает…

Почему жива до сих пор надежда, что самоубийства все-таки не было, а был несчастный случай? Потому что предыдущие попытки суицида Лена предпринимала «театрально», на людях. Несколько раз ее снимали с подоконника. Спичками она никогда не баловалась, и вообще прибегнуть к столь мучительному способу ухода из жизни можно только от глубокой ненависти к самой себе. А Майорова знала себе цену как красивой женщине и хорошей актрисе.

Жизнь в километре от Кремля, любящий муж, блестящая карьера — всякой провинциалке этого хватило бы с избытком. Всякой, но не Майоровой. Сахалинская девочка, которая любила подпрыгивать на панцирной кровати, как на батуте, чтобы увидеть за ровным горизонтом Москву («В Москву! В Москву!»), обладала главным актерским качеством — в ней был великий вакуум. Актер, грубо говоря, не человек, он проводник, медиум. Наполняется на сцене или в кадре, а за их пределами сдувается, как проколотый воздушный шарик. Кто-то мудрый сказал, что для великого наполнения нужна великая пустота.

Елену Майорову эта природная пустота раздражала. Она охотно вела «умные» разговоры, могла ночами напролет слушать музыку, одно время увлекалась индийской философией и любую духовную пищу заглатывала с жадностью изголодавшегося человека. Роль духовного наставника исполняли при Лене то Ефремов, то Шерстюк, но однажды все они оказывались исчерпанными. Друзья окрестили Лену — кстати, в том же храме, в котором ее затем отпевали, но приступы религиозности только добавили к страданиям Майоровой чувство вины — от того, что живет не «как надо». А как надо — никто не знает. Никто не может подсказать.

Елена Майорова взвилась живым факелом, может быть, по нелепому и страшному стечению обстоятельств. Хочется верить, что так. Но перед этим она много лет мучилась не на шутку. Невольно превратила собственную жизнь в трагедию. И достойна, чтобы мы вспоминали ее как большую актрису.
Пресса
Памяти Елены Майоровой, Александра Машукова, Медиацентр МХТ, 23.05.2020
Сегодня исполняется 55 лет со дня рождения Елены Майоровой, видеосюжет телеканала «Культура», 30.05.2013
Живой факел, Елена Ямпольская, Известия, 27.08.2007
Мой серебряный шар. Елена Майорова, Виталий Вульф, телеканал «Россия», 2005
«Три сестры» Олега Ефремова, Анатолий Смелянский, энциклопедическое издание «Московский Художественный театр. 100 лет», 26.10.1998
Если бы жить…, Вера Максимова, Независимая газета, 11.03.1997
Три ли сестры, Людмила Петрушевская, Коммерсантъ, 25.02.1997