Художественное руководство и дирекция

Руслан Кулухов
Владимир Хабалов
Ляйсан Мишарина
Наталья Перегудова
Сергей Шишков
Вячеслав Авдеев
Константин Шихалев

Творческая часть

Репертуарная часть

Наталья Беднова
Олеся Сурина
Виктория Иванова
Наталья Марукова
Людмила Калеушева

Медиацентр

Анастасия Казьмина
Дарья Зиновьева
Александра Машукова
Татьяна Казакова
Наталья Бойко
Екатерина Цветкова
Олег Черноус
Алексей Шемятовский

Служба главного администратора

Светлана Бугаева
Анна Исупова
Илья Колязин
Дмитрий Ежаков
Дмитрий Прокофьев

Отдел проектной и гастрольной деятельности

Анастасия Абрамова
Инна Сачкова

Музыкальная часть

Организационный отдел

Отдел кадров

Анна Корчагина

Отдел по правовой работе

Евгений Зубов
Надежда Мотовилова

Финансово-экономическое управление

Альфия Васенина
Ирина Ерина
Елена Гусева

Административно-хозяйственный отдел

Марина Щипакова
Татьяна Елисеева
Екатерина Капустина
Сергей Суханов
Людмила Бродская

Здравпункт

Татьяна Филиппова

Свобода не гарантирует успеха

Сергей Шаповал, Независимая газета, 31.01.2002
Кризис современного театра в последнее десятилетие отмечали многие. В начале 90-х, когда менялось буквально все, театр был в явной растерянности. Наметился ли выход из кризиса? Об этом наш корреспондент беседует с известным театральным деятелем Анатолием Смелянским.

    — Анатолий Миронович, как бы вы охарактеризовали театральную жизнь начала 90-х?

    — Это было время абсолютного раскрепощения, освобождения русского театра от цензурного гнета. Все пошло в ход: Набоков, мировая драматургия абсурда — Беккет, Ионеско и др. Мы поставили пьесу Солженицына «Олень и Шалашовка», еще недавно это название и произносить нельзя было. В конце 80-х — начале 90-х русский театр дожевывает, добирает то, что недобрал за десятилетия. Но очень скоро мы стали понимать, что возможность ставить что угодно — это естественное состояние. Оно автоматически не обеспечивает успех. На сцене стали полностью обнажаться — пожалуйста. Можно сцене ругаться? Можно! Возник своеобразный театрально-информационный бум, каждый день по сантиметру отодвигались старые запреты, театры отвоевывали свою территорию. На свободном рынке быстро становится очевидным, кто чего стоит. Дали свободу — и что? Да большинству оказалось нечего сказать! Тогда же, в начале 90-х, возникает очень важное контртечение: появилось несколько художников, которые действительно ощутили радость свободы и создали вещи, определившие время и не утратившие своего значения до сегодняшнего дня. В 1993 году на Малой сцене вахтанговского театра Петр Фоменко ставит пьесу Островского «Без вины виноватые». Сентиментальная мелодрама, написанная в 80-е годы XIX века вдруг становится, как теперь говорят, культовым спектаклем! Почему? Да потому, что, оказывается, живы человеческие ценности, жив смех, живы слезы, и мы можем сострадать.

Появилась куча безмозглых антрепризных спектаклей, которые возят по всей России и которые, как и в советские времена, называют «чесом».

    — С появлением антрепризы многие заговорили о том, что русский репертуарный театр, театр как дом, оказался на грани гибели. Как вы относитесь к антрепризе?

    — Спокойно. Конечно, оставить театры в том виде, какими они были в советское время, было совершенно невозможно. Возникновение антреприз стало естественной реакцией на подаренную свободу. Советский репертуарный театр был основан на крепостном праве: какие-то артисты, предположим, не могли работать друг с другом, но у них не было выбора. Сейчас выбор появился. Когда произносят слово «антреприза», чаще всего думают о халтурном спектакле, сооруженном при помощи известных артистов без декораций и прочих изысков. Но ведь антреприза — это и замечательные спектакли последних лет.

    — На ниве антрепризы возникает халтуры больше, чем добротных спектаклей?

    — Конечно, халтуры больше. Я говорю о халтуре не как о качестве произведения, а как о способе заработать в свободное время. Станиславский в одном письме писал: «Играю на стороне «Дядю Ваню», то есть халтурю». Я думаю, часть антреприз обязательно переродится во что-то более серьезное, я не имею в виду репертуарный театр, это могут быть некие постоянные содружества. Существуют десятки других форм. У Питера Брука мастерская, которую поддерживает ЮНЕСКО.

    — С Западом нам по-прежнему трудно сравниваться…

    — Но мы же движемся именно в том направлении, ориентируемся, во всяком случае сейчас, не на талибов. Думаю, мы будем брать за образцы театральных реформ именно западные формы существования театров. Есть страны более близкие России и более далекие от нее. Америка очень далека от нас, Германия гораздо ближе — у них более 50 репертуарных театров, что для капиталистической странны колоссально. Может быть, через пять лет у нас на всю страну останется несколько больших репертуарных театров, ведь их невозможно нормально содержать. Я недавно был в Нижнем Новгороде, спросил своего друга, народного артиста, работающего в тамошнем театре, сколько он получает, оказалось — две тысячи рублей! Молодые ребята получают по 800-900 рублей! Какой театр-дом?! Каким искусством можно заниматься при таких условиях жизни?! В антрепризе артисты зарабатывают в разы больше, чем в своем театре. Антреприза — своеобразный бродильный элемент, она заставляет репертуарный театр и бюрократию думать, что нужно сделать, чтобы вода в конце концов потекла.

    — Еще один феномен 90-х: как многие известные музыканты начали создавать свои оркестры и дирижировать, так некоторые известные артисты под свое имя стали создавать театры, поддерживаемые государством. Яркие примеры — театры Калягина и Джигарханяна. Как вы относитесь к этому явлению?

    — Почему так происходит в России, думаю, объяснять не надо. У нас все создается под известных людей. Россия — страна вертикальная и патриархальная. Прежде чем принять какой-либо театр на государственный кошт, нужно было сто раз подумать, нельзя, чтобы такие решения принимал один чиновник. Дело не в персонах, которым позволяют открыть театр, дело в том, что театр должен открываться на определенный срок. Нет гарантии, что через пять лет данный театр будет таким же свежим и талантливым, как сейчас. Срок владения должен быть ограничен, надо управлять театральными зданиями и определять срок, в течение которого в нем будет работать тот или иной коллектив.

    — Изменилась ли ваша оценка нашей театральной школы и нашего театра в целом, после того как появилась возможность реального сравнения с лучшими западными театральными достижениями?

    — Безусловно, изменилась. Но я бы не сказал, что в моем сознании произошел резкий сдвиг в ту или иную сторону: какие-то вещи я оценил там, какие-то переоценил у нас. По школе, по актерскому мастерству Россия в мире занимает высокое место.

Россия в театральном плане — страна самодостаточная. Мы даже в эпоху абсолютного железного занавеса не утратили театральной культуры. Я верю, что, если не произойдет никаких крупных потрясений, органическая сила выведет театр из кризиса…