Художественное руководство и дирекция

Руслан Кулухов
Владимир Хабалов
Ляйсан Мишарина
Наталья Перегудова
Сергей Шишков
Вячеслав Авдеев
Константин Шихалев

Творческая часть

Репертуарная часть

Наталья Беднова
Олеся Сурина
Виктория Иванова
Наталья Марукова
Людмила Калеушева

Медиацентр

Анастасия Казьмина
Дарья Зиновьева
Александра Машукова
Татьяна Казакова
Наталья Бойко
Екатерина Цветкова
Олег Черноус
Алексей Шемятовский

Служба главного администратора

Светлана Бугаева
Анна Исупова
Илья Колязин
Дмитрий Ежаков
Дмитрий Прокофьев

Отдел проектной и гастрольной деятельности

Анастасия Абрамова
Инна Сачкова

Музыкальная часть

Организационный отдел

Отдел кадров

Анна Корчагина

Отдел по правовой работе

Евгений Зубов
Надежда Мотовилова

Финансово-экономическое управление

Альфия Васенина
Ирина Ерина
Елена Гусева

Административно-хозяйственный отдел

Марина Щипакова
Татьяна Елисеева
Екатерина Капустина
Сергей Суханов
Людмила Бродская

Здравпункт

Татьяна Филиппова

Кабала рынка

Елена Дьякова, Газета.Ru, 10.09.2001
Спектаклем «Кабала святош» МХАТ в Камергерском открывает не только первый полностью табаковский сезон. «Кабала святош (Мольер)» с Олегом Табаковым, Комедиантом и Директором театра в центре действа, открывает и новую эпоху Художественного театра. С видом на холеный никель бесчисленных кафе в Камергерском и деятельную суету Тверской.

В этом театре только что отстроена третья, Новая сцена с безупречными подмостками из палубного бруса, даром продвинутого балтийского фирмача-кораблестроителя. В нынешнем сентябре будут еще две премьеры (Евгений Каменькович ставит на Малой сцене «Ю» Оли Мухиной, Темур Чхеидзе на Основной — «Антигону» Жана Ануя с Мариной Зудиной и Отаром Мегвинетухуцеси, в сценографии Георгия Алекси-Месхишвили). Потом ожидается возвращение на сцену «Чайки» с «групповым вводом» актеров (Аркадина — Ирина Мирошниченко, Маша — Евгения Добровольская, Треплев — Евгений Миронов). На Новой сцене режиссер-дебютант, ученик П. Н. Фоменко, ставит «Старосветских помещиков». В репертуаре появятся пьесы Милорада Павича, Тома Стоппарда и 25-летних драматургов из Екатеринбурга и Краснодара.

В этом МХАТе актеры переведены на контрактную систему. Все зарплаты повышены в два с половиной раза. Составлен генеральный план реконструкции сценической машинерии и мастерских. Во дворе театра планируется многоуровневый гараж для машин артистов. А поверх гаражей будет высажен Вишневый сад — экологично и символично до предела.

Все вышеперечисленное можно понять как прямой «Пролог в театре» именно к этому булгаковскому-мольеровскому спектаклю. Он начинается в довольно благополучном мире, где благодушно-ироническая реплика раззолоченного Мольера в первой сцене: «Надо! Платит партер тридцать су!» — наполняется смыслом вполне актуальным и достойным.

А хрип затравленного Мастера в финале: «Что еще я должен сделать, чтобы доказать, что я червь? Но, ваше величество, я писатель, я мыслю, знаете ли, и протестую…» — и вся мучительная булгаковская тема тайной кабалы Священного Писания приобретает, скорее, исторические обертона. И это проведет четкую черту между новой «Кабалой святош» и легендарным спектаклем МХАТа 1987 года, где О. Н. Ефремов играл Мольера, И. М. Смоктуновский — Людовика XIV, а О. П. Табаков — слугу Бутона, лукавого закулисного мажордома-домового театра во флигеле Пале-Рояля. Та «Кабала святош» была полна еще булгаковской горечи.

Казалось, что теперь табаковский МХАТ покажет спектакль-манифест о Театре — с его шандалами, шарлатанами, буффонадами лекарей в клювокрылых венецианских масках, шепотом в гримерках, разрушительным тщеславием юных примадонн и мощным хохотом Мастера, демиурга этого мира. В реальности новая «Кабала святош» — очень профессиональный, очень красивый, очень спокойный и очень ансамблевый спектакль. Он сделан высококультурными людьми, настолько высококультурными, будто сама святость стен МХАТа побуждает всех говорить в этих стенах вполголоса и держать себя корректно.

Умерил свои диковатые блистательные причуды сценограф Хариков, создав на сцене весьма декоративный, но вполне соразмерный мир парижских кулис и Лувра XVII века — с преувеличенными буфами на камзолах, с царством розовых, алых, лиловых и голубых перьев на фетровых шляпах, с золотым троном Короля-Солнца, со скорбным темно-зеленым одеянием верной спутницы Мольера Мадлены Бежар (Ольга Яковлева) и роскошным дезабилье рыжей Мариэтты Риваль (Наталья Бочкарева), вечно выскакивающей из гримерки в неподобном, но весьма притягательном виде…

Сам Мастер, Комедиант, Вольнодумец и Директор Труппы, его скорбная Мадлена и юная, простодушно-хищная Арманда (Дарья Калмыкова, студентка Школы-студии МХАТ), грозный Парижский Архиепископ, глава Кабалы и прототип Тартюфа (Борис Плотников), юный прелюбодей и предатель Захария Муаррон (Никита Зверев, молодой артист «Табакерки») выбрали для себя сценическую интонацию галльской любезности. Той четкой, легкой, порхающей любезности, в которой эпитеты и междометия, комплименты, скорби и страхи идеально артикулированы. Но означают много меньше, чем в горьком и расхристанном русском тексте. Даже дуэлянт д'Орсиньи (Андрей Смоляков), вечно прибавляющий к речи словечко «Помолись!», произносит его не на тысячу ладов (как оно и у Булгакова написано), а всегда одинаково.

Впрочем, если привыкнуть к этому речевому этикету, с ним легко. Но мы еще не привыкли. Поэтому аплодируем проходной для сюжета сцене королевской игры в карты, милому и отчаянному плутовству Маркиза-шулера (Игорь Верник), иронии Короля-Солнца (Андрей Ильин), шероховатой и очень живой рассудительности шута-правдоискателя по прозвищу Справедливый Сапожник (Владимир Кашпур).

И начинаем действительно оживать, когда в третьем акте униженный и раздавленный, гибнущий Мольер Табакова отбрасывает галльскую легкость и директорскую корректность, превращаясь в Вольнодумца, в того самого бога, что живет в театре, согласно французской пословице, в распорядителя своего последнего закулисного карнавала.

Свита Короля Комедии оживает с ним вместе. И лучше всего почему-то в русской мольериане опять звучит: «Что еще я должен сделать, чтобы доказать, что я червь? Но, ваше величество, я писатель, я мыслю, знаете ли, и протестую…» Потом белое облако кисеи и чудеса театральной машинерии уносят мертвого Мольера за облака. А к рампе выезжает и едет долго опустелый письменный стол Мастера с горящими свечами. Почему-то этот самоходный стол напоминает о самоигральном клавесине Шарлатана из первого действия. Но выглядит он декоративно. И потому становится достойным завершающим аккордом очень красивого, вполголоса сыгранного спектакля.

Жаль только последних слов Лагранжа (Сергей Колесников), верного летописца мольеровской труппы, жаль последних слов булгаковской «Кабалы святош», не вошедших в новый спектакль:
 — Что же явилось причиной этого? Что? Как записать? Причиной этого явилась ли немилость короля или черная Кабала?.. (Думает.) Причиной этого явилась судьба. Так я и запишу. (Пишет и угасает во тьме.)