Художественное руководство и дирекция

Руслан Кулухов
Владимир Хабалов
Ляйсан Мишарина
Наталья Перегудова
Сергей Шишков
Вячеслав Авдеев
Константин Шихалев

Творческая часть

Репертуарная часть

Наталья Беднова
Олеся Сурина
Виктория Иванова
Наталья Марукова
Людмила Калеушева

Медиацентр

Анастасия Казьмина
Дарья Зиновьева
Александра Машукова
Татьяна Казакова
Наталья Бойко
Екатерина Цветкова
Олег Черноус
Алексей Шемятовский

Служба главного администратора

Светлана Бугаева
Анна Исупова
Илья Колязин
Дмитрий Ежаков
Дмитрий Прокофьев

Отдел проектной и гастрольной деятельности

Анастасия Абрамова
Инна Сачкова

Музыкальная часть

Организационный отдел

Отдел кадров

Анна Корчагина

Отдел по правовой работе

Евгений Зубов
Надежда Мотовилова

Финансово-экономическое управление

Альфия Васенина
Ирина Ерина
Елена Гусева

Административно-хозяйственный отдел

Марина Щипакова
Татьяна Елисеева
Екатерина Капустина
Сергей Суханов
Людмила Бродская

Здравпункт

Татьяна Филиппова

На нас жизнь не кончается

, 2003

Кажется, никому и никогда не удавалось увидеть Табакова в дурном, мрачном или раздраженном расположении духа. Олег Павлович все делает со вкусом и с каким-то природным аппетитом — играет, руководит двумя лучшими театрами, наконец, как мы заметили, он на редкость аппетитно кушает. И везде носит с собой любимый морс, который прихватил и на встречу с Николаем Зятьковым, главным редактором «АиФ».

 — Олег Павлович, поделитесь секретом: как вы поддерживаете бодрость духа, энергию? Может, диеты какие-то особенные соблюдаете?
 — Нет. Не есть я не могу, люблю это дело. Но вот сейчас наша встреча закончится, и я поеду в театр, где у меня спектакль, я весь вечер буду на сцене. И я должен часок отдохнуть, подготовиться, чтобы быть в форме. Придут люди, которые заплатили немалые деньги, и я н могу не соответствовать их надеждам. Я вообще никогда не мог позволить обмануть надежды. Потому что, когда тебя ждут, когда зрители, бывает, поднимаются тебе навстречу в зале и аплодируют стоя, — как можно иначе? С 1956 года, с первых моих ролей, меня хранят и защищают мои зрители. И это такой вексель мне выдан, что дай Бог его отработать за всю жизнь.

Искушение рублем
 — От вас часто можно услышать, что на Западе чрезвычайно ценится русская театральная, актерская школа. Чем она так притягательна?
 — У нас, у русских, во всем, и в искусстве тоже, очень силен вольный дух, дух импровизации. И, кстати, в вашей газете тоже этот дух свободы.
Помните великую нашу гимнастку Ольгу Корбут? Я думаю, что свои немыслимые гимнастические «па» она проделывала потому, что когда-то в школе прогуляла уроки физики, на которых объясняли закон всемирного тяготения. Поэтому она такое и вытворяла в спорте.
И русский артист — его хлебом не корми, а дай попробовать так, как он еще не делал и никто еще не делал. А еще русская театральная школа притягательна тем, что в ней главное — изучение человека, познание человека, углубление в человеческую природу или то, что я вслед за поэтом называю «ездой в незнаемое».

 — Сегодня многие говорят: «Вот молодежь — не та!» Вы много и давно работаете с молодыми в школе-студии, в театре. Насколько они другие?
 — Скажу одно: для меня они правы априори. Просто потому, что я уйду, а они будут жить дальше. Можно только помочь им стать образованнее, духовнее. Стать «человеками».
Они отличаются большей психологической устойчивостью. Центр тяжести у них выбран правильно. Принято говорить об их прагматизме, но, по-моему, это клише. Даже будучи прагматичным, можно и маму любить, и Родину, и над вымыслом слезами обливаться. Посмотрите нашу последнюю премьеру, «Легкий привкус измены», там сплошь молодежь играет, и с какой отдачей! Ну какие они прагматики? И для меня самое важное, что, играя даже истории несегодняшние, как в «Пролетном гусе» по Астафьеву, они плачут своими слезами.

 — Профессия актера все больше «коммерциализируется». Вот недавно депутат Мосгордумы Бочаров купил на собственную свадьбу спектакль «Женитьба» прославленного Театра им. Маяковского. Как вы к этому новому явлению отнеслись?
 — Наверное, я отвечу, как обыватель. Я достаточно зарабатываю для своей семьи, чтобы позволить себе этим не заниматься. Но я никогда не брошу камень в актера, потому что знаю не понаслышке, много бывая в провинции, как живут актеры на бескрайних просторах нашей Родины: в Бийске, Самаре, Саратове. Это очень деликатная тема.

 — Получается, вы допускаете компромиссы. А сами, если не секрет, реагировали на искушения?
 — Судьба преподносила мне в этом смысле задачки. Скажем, была у меня возможность сочетаться браком с дочерью известного в государстве человека, имя не назову. Однако выбрал я актрису Люсю Крылову, первую мою супругу. Предлагали мне быть и депутатом. Но я всегда мыслил, что могу сделать жизнь хоть на крошечку лучше лишь средствами своего ремесла. Вот такая честолюбивая и странная мысль в моей провинциальной голове всегда жила. И в итоге во многом мне удалось избежать искушений. 

Другие времена
 — Многие ваши коллеги сегодня рванули в политические партии. Да не простые, а те, где большие начальники руководят. Как вы относитесь к проблеме «художник и власть»?
 — А в путинском лозунге об их «равноудаленности» есть большой смысл. Не перифраз ли это грибоедовского «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь»? Ну какой из свободного художника член партии?

 — Но вы-то в партии состояли?
 — А Олег Ефремов сказал мне и Жене Евстигнееву: не вступите в партию, не будет у вас первичной парторганизации — разгонят театр к такой-то матери! Ну мы и вступили. А если серьезно, то был и иной смысл моего вступления в партию. Тогда вышел «Один день Ивана Денисовича» Солженицына, и мне показалось, что настали другие времена. Ахматова говорила: после этой прозы нельзя писать как прежде. И жить нельзя было, как прежде.

 — А с теперешней властью в какие-то игры играете?
 — О-о-о! Если я начну перечислять свои общественные должности? Я в Совете по культуре при Президенте России, член комитета по госпремиям и наградам, в жюри премии «Триумф» и премии Станиславского, я член? (Сбивается и смеется. — Авт.) Но какое все это имеет отношение к делу? Надо просто по совести жить, вот и все.

 — Олег Павлович, сегодня интеллигенцию, думаю, волнует, чем обернется ситуация с Ходорковским?
 — Моя позиция — не должно быть передела собственности. Это абсурд. Для меня это означает возможность начала новой гражданской войны. Легитимность преследования и одновременно неадекватность действий — налицо. И, поверьте, дело тут вовсе не в моей благодарности «ЮКОСу», который в течение многих лет помогал Художественному театру. Хотя, конечно, как меня учили в детстве,"скажи «спасибо». Дело в том, что надо немножко дальше глядеть, сказано же: «Не сейте ветер — пожнете бурю». Что, он скрылся бы от преследования? Мне кажется, что некоторые поступки этого человека говорили об обратном.

 — Но, может быть, эти люди, Гусинский, Березовский и вот теперь Ходорковский, сами как-то спровоцировали подобную ситуацию? Меру не соблюли, оторвались от народа. Мы в свое время публиковали письмо писателя Эдуарда Тополя с призывом к олигархам делиться, но никто не внял?
 — Дело тут не в предупреждениях и не в антисемитизме, страшнее которого только фашизм. Как вам объяснить? В Оксфордском толковом словаре в понятии «интеллигенция» есть специальный термин — «русская интеллигенция». И расшифровка: это люди, которые неравнодушны к судьбе тех, кому живется хуже, чем им. Вот и все. Куда уж яснее. И лучшие люди в России всегда соответствовали этому предназначению. Вспомните Чехова или Толстого, академика Лихачева, Рихтера. А по принуждению или по призыву этого не сделаешь. Каждый сам сво путь выбирает.

 — Вы в прошлом тоже верили и обманывались, как многие?
 — У меня никогда не было иллюзий. Мне было четырнадцать лет, а моему дяде сорок четыре, когда в 1949 году он, проходя со мной мимо памятника Сталину с девочкой на коленях, сказал: «Запомни, вот этот слепоокий погубил двадцать миллионов людей». И с этого времени я уже жил, понимая, что происходит со страной. Я думаю, что из нашего общего прошлого можно взять только одно — личную заинтересованность в успехе общего дела

Что дороже наград
 — Олег Павлович, с вами удивительно легко, от вашей белой головы как будто светом веет. Откуда такая легкость характера?
 — Меня гены, корни очень здоровые, вот думаю, откуда. Я получился нормальный, естественный человек, вот и все. Я знаю, что мне отмерен определенный век. Я знаю, что он не будет длиться вечно, — я не ворон, не черепаха. Но я знаю, что жизнь — это самый главный и большой подарок, который был мне дан. И интересней этого ничего нет. Ни награды? нет, ну приятно, конечно, когда их получаешь. Но недолго. Порадуешься, а потом уже Павел Олегович вступает во владение ими — играет.
И еще я ощущаю постоянную связь не только с теми, кто будет жить после меня, но и с теми, кого уже нет. И когда у меня неважно начинают идти дела, я сажусь в машину, беру Антона, или Марину, или Пашку, и мы едем на кладбище в Долгопрудный, где лежит моя мама.
Вот вы в начале беседы спросили, откуда у меня энергия? Да ведь от того, как я живу и работаю, зависят сто тридцать человек в нашем «подвале», «Табакерке», и больше пятисот во МХАТе. И я стараюсь, чтобы всем было хорошо. Не знаю, может быть, наивные вещи иногда делаю, смешные, но трижды в году, в Международный день театра, в день рождения МХАТа и на Рождество я делаю им всем подарки: бутылка водки, палка колбасы, сыр, кофе, конфеты, икра красненькая. И когда потом мне передают «спасибо» от стареньких гардеробщиц, билетерш, это, как говорит мой герой Флор Федулыч, которого я сейчас репетирую в «Последней жертве» Островского, «дорогого стоит, потому что от души».
Я недавно обновил в Саратове все могилы — бабушек, папы, дяди, брательника сводного. И полетел потом туда уже с Антоном и, как говорится, сдал ему «вахту». Я счастлив, что у меня есть кому передать все это. Все очень просто. Мы приходим в этот мир ненадолго. И не на нас жизнь кончается.