Художественное руководство и дирекция

Руслан Кулухов
Владимир Хабалов
Ляйсан Мишарина
Наталья Перегудова
Сергей Шишков
Вячеслав Авдеев
Константин Шихалев

Творческая часть

Репертуарная часть

Наталья Беднова
Олеся Сурина
Виктория Иванова
Наталья Марукова
Людмила Калеушева

Медиацентр

Анастасия Казьмина
Дарья Зиновьева
Александра Машукова
Татьяна Казакова
Наталья Бойко
Екатерина Цветкова
Олег Черноус
Алексей Шемятовский

Служба главного администратора

Светлана Бугаева
Анна Исупова
Илья Колязин
Дмитрий Ежаков
Дмитрий Прокофьев

Отдел проектной и гастрольной деятельности

Анастасия Абрамова
Инна Сачкова

Музыкальная часть

Организационный отдел

Отдел кадров

Анна Корчагина

Отдел по правовой работе

Евгений Зубов
Надежда Мотовилова

Финансово-экономическое управление

Альфия Васенина
Ирина Ерина
Елена Гусева

Административно-хозяйственный отдел

Марина Щипакова
Татьяна Елисеева
Екатерина Капустина
Сергей Суханов
Людмила Бродская

Здравпункт

Татьяна Филиппова

Без надежды, с любовью

Алексей Филиппов, Известия, 5.04.2000
В «Табакерке» поставлен злободневный спектакль по Горькому — «На дне» — с участием Олега Табакова и Александра Филиппенко. Спектакль, полный аллюзий. 

Так поставить «На дне» можно было только в начале 2000 года — спектакль без героя, без надежды, но и без особых претензий к времени, стране и народу.

Адольф Шапиро, выпустивший пьесу Горького в театре-студии Табакова, хотел уйти от политической проблематики: здесь нет социального пафоса, нет никаких пересечений с сегодняшним днем, Путиным, выборами, Чечней или народным обнищанием. Шапиро серьезный режиссер — его интересовали не сиюминутные, а вечные проблемы, для него была важна не сегодняшняя конъюнктура, а судьба. Вечные антагонисты Сатин и Лука — бунтарь и утешитель, которые за 98 лет, прошедших с премьеры горьковской пьесы, никак не могут переспорить друг друга, здесь не очень важны. Главное — масса, обитатели ночлежки, расположившиеся на выстроенных амфитеатром, выдвинутых прямо в крохотный зал «Табакерки» скамьях.

Сцена как в зеркале отражает зрительный зал, лохмотья обитателей ночлежки напоминают о сегодняшней улице. Рядом с платьями начала века видны вполне современные свитеры, будочник Медведев одет не в шинель с шашкой-селедкой на портупее, а в элегантный, чуть старомодный костюм, — действие, разворачивающееся сто лет назад, могло бы происходить и сейчас. И это для режиссера не слишком важно.

Главное — люди: два поколения артистов «Табакерки» и занятые в спектакле студенты Школы-студии МХАТ играют отлично — каждая роль сделана добротно, обстоятельно, точно, в спектакле (в полном соответствии со всем известными взглядами на природу русского человека) живет и действует коллективный герой.

Темой спектакля стала русская судьба — русские апатия и способность к самопожертвованию, душевная неряшливость и доброта, русская способность выжить в рое, среди таких же, как и ты, бедолаг. Табаков не зря подбирал и выращивал труппу: мало какой московский театр сможет поставить «На дне» так, чтобы каждая роль стала бенефисом играющего ее артиста, — а его студии это оказалось по плечу. И ночлежка оживает: утонченный, чуть неврастеничный Актер Андрея Смолякова, обстоятельный и угрюмый, чудесным образом добреющий во время запоя Бубнов Михаила Хомякова, фатоватый Барон Виталия Егорова, жеманная, все время играющая какую-то роль проститутка Настя Евдокии Германовой интересны и убедительны — за каждой из ролей встают и характер, и судьба. Люди ссорятся, мирятся, горюют, умирают, а в финале, привалившись друг к другу, поют — и чувствуют себя абсолютно счастливыми. Это самая сильная сцена спектакля: Адольф Шапиро, судя по всему, немало прочитавший о русской соборности, высказал о ней и свое мнение. Оно пугает: соборность его героев — в способности почувствовать себя счастливыми на дне жизни, когда у тебя не осталось ни перспектив, ни надежд, ни даже иллюзий. Пугает и связанное с этим отчуждение: здесь все дают друг другу жить — и никто никому по-настоящему не нужен. Сатинское «испортил песню!», раздающееся вслед за известием о самоубийстве Актера, звучит страшно: был человек — и нет человека, и сказать о нем нечего.

Спор Сатина и Луки для режиссера не слишком существен. Обитатели ночлежки, в массе своей, не нуждаются в «золотых снах», которые им навеет утешитель (для этого они чересчур грубы), но и взглянуть в лицо судьбе они не способны. С главными героями связана и другая, не имеющая отношения к режиссуре проблема: Олег Табаков привык чувствовать себя Табаковым и на сцене, а Александру Филиппенко для роли Сатина не хватает внутренней силы, ощущения все еще живущего под пеплом огня.

Табаков — фантастический артист; он может все, и во втором акте, когда он начинает играть точней и строже, его Лука сильно выигрывает. А в первом у него есть проблемы. Табаков выходит на сцену — и зритель, пересмотревший множество фильмов с его участием, начинает ловить любимые интонации и отзываться на них по поводу и без повода. И Табаков (человек слаб) в свою очередь откликается на реакции зала. Зрительская любовь — сильнодействующее и порой опасное средство. Впрочем, о роли, сыгранной во время первого премьерного спектакля, судить, разумеется, рано.

А герой Филиппенко, в отличие от горьковского Сатина, едва ли был способен кого-то убить, он не может бросить вызов Богу и людям. Это умница, циник, чуть резонер — его бунт сух, рассудочен и безнадежен. В результате не оставляет надежды и спектакль.

Так поставить Горького можно было только в наши дни, на исходе перестроечного и постперестроечного, постельцинского десятилетия, когда не осталось ни капли иллюзий, но по-прежнему нужно жить. Театр подводит этому времени свой итог — дай Бог, чтобы наступающее десятилетие дало ему повод для более светлых суждений.