Художественное руководство и дирекция

Руслан Кулухов
Владимир Хабалов
Ляйсан Мишарина
Наталья Перегудова
Сергей Шишков
Вячеслав Авдеев
Константин Шихалев

Творческая часть

Репертуарная часть

Наталья Беднова
Олеся Сурина
Виктория Иванова
Наталья Марукова
Людмила Калеушева

Медиацентр

Анастасия Казьмина
Дарья Зиновьева
Александра Машукова
Татьяна Казакова
Наталья Бойко
Екатерина Цветкова
Олег Черноус
Алексей Шемятовский

Служба главного администратора

Светлана Бугаева
Анна Исупова
Илья Колязин
Дмитрий Ежаков
Дмитрий Прокофьев

Отдел проектной и гастрольной деятельности

Анастасия Абрамова
Инна Сачкова

Музыкальная часть

Организационный отдел

Отдел кадров

Анна Корчагина

Отдел по правовой работе

Евгений Зубов
Надежда Мотовилова

Финансово-экономическое управление

Альфия Васенина
Ирина Ерина
Елена Гусева

Административно-хозяйственный отдел

Марина Щипакова
Татьяна Елисеева
Екатерина Капустина
Сергей Суханов
Людмила Бродская

Здравпункт

Татьяна Филиппова

ПОСЛЕДНИЕ НЕ СТАНУТ ПЕРВЫМИ

Марина Давыдова, Театральная жизнь, 1995
?«Последние» в Театре п/р Табакова. Здесь каждый вроде бы играет о своем, но спектакль не теряет от этого цельности и стройности. Адольф Шапиро выстраивает внутренне подвижную режиссерскую конструкцию, в рамках которой актеры чувствуют себя свободно и непринужденно. Они не придавлены жесткой концепцией, но и не оставлены на произвол собственных амбиций. 

?в «Последних» представлена не история социального слоя, а история семьи, что для Шапиро оказалось очень важно. В пьесе Горького все герои замкнуты и отчуждены друг от друга. Шапиро делает отношения между ними гораздо более теплыми и сердечными. Они не идеологические противники, а родные люди; и ссорятся между собой по-домашнему, и обижаются друг на друга как-то по-детски. Да и саму сцену художник Март Китаев постарался сделать домашней и обжитой. (?) В спектакле Шапиро действие ограничено пределами комнаты. Здесь и домашняя утварь, и парадный портрет отца, раньше, вероятно, украшавший одну из стен, а теперь как-то неуклюже приставленный к ней. Даже пространство за кулисами воспринимается в этом спектакле как продолжение дома. Жизнь, текущая за его стенами, назойливо вторгается сюда, повергая героев в смятение и заставляя каждого из них делать выбор: подчиниться жесткому закону этой жизни или оказаться ее жертвой.

Каждый решает эту проблему в одиночку. Резкий и грубый Александр (Андрей Смоляков) — с каким-то вызовом миру и самому себе: «?мне предстоит быть моды человеческие, брать взятки понемногу и - получить в живот пулю революционера». Прагматичная Надежда (Надежда Тимохина) — без тени рефлексии и сомнений — появляется в костюме, кричащее сочетание цветов которого невольно вызывает в памяти розовое платье и зеленый пояс Наташи из «Трех сестер»; по покрою платье напоминает офицерский мундир. В Надежде, при всей ее чувственности, есть нечто солдафонское. (Солдафонским духом вообще проникнута атмосфера пьесы).

В провинциальную глушь, где жили три сестры, являлись военные, и они оказывались самыми лучшими и интеллигентнейшими людьми в городе. Героини горьковской пьесы живут в окружении жандармов, полицейских приставов, которые практически не появляются на сцене, но речи персонажей насыщены рассказами о них. Неудивительно, что взбалмошной и восторженной Вере даже околоточный надзиратель Якорев (Дмитрий Бродецкий) может показаться на время бесстрашным рыцарем. Вера в исполнении Марианны Шульц — одна из лучших актерских работ спектакля. Шульц играет Веру не девушкой, а почти ребенком, страстно ищущим приключений, верящим в мужское благородство. В ней, как и в брате Петре (Сергей Безруков), живет обаяние юности и органическое неприятие жесткости, пошлости, обмана. Ей неизбежно предстоит стать жертвой этой жизни и потому, словно постигнув этот суровый закон, она принимает страдания стоически и мудро.

Жестокость, обывательский расчет царят не только за стенами дома. Они давно проникли в семью. «Вот он, трагический балаган», — кричит окончательно понявший это Петя, пускаясь в неистовый пляс и высоко вскидывая ноги. Неверное, с такой же неистовостью молодой Олег Табаков рубил когда-то шашкой мебель в розовской пьесе. Романтическое бунтарство, которое он воплотил на сцене, стало теперь уделом иных. Можно лишь гадать, был ли некогда Иван Коломийцев — Олег Табаков (отец семейства, помещик и дворянин, опустившийся до службы в полиции) — восторженным юношей, остро чувствующим несправедливость.

У Чехова вырождающееся дворянство представлено героями, трогательно-неприспособленными к жизни. Горький лишает «последних» романтического флера. Иван Коломийцев еще испытывает жалкие угрызения совести, когда-то давным-давно он, вероятно, даже знал, что такое достоинство и благородство. Но ему на смену идут новые хозяева жизни. И это он проторил им путь. Он впустил их в собственную семью. Шапиро поставил спектакль о цене предательства, совершенного некогда по отношению к собственной душе, и о цене дворянской чести. Коломийцев Табакова склонен к прекраснодушному словоблудию, но это, пожалуй, единственное, что осталось в нем от среды, с которой он генетически связан. (?)

В спектакле Шапиро нет сознательных чеховских реминисценций, но когда в финале Софья Ольги Яковлевой, играющей здесь с почти трагическим надрывом, произносит под звуки духового оркестра: «Великий Господи! Такая страшная жизнь и смерть в конце ее? за что?» — как не вспомнить последние строчки «Трех сестер»: «Зачем мы живет, зачем страдаем? Если бы знать, если бы знать?». Оркестр играет громче. Социальные проблемы, как и проклятые вопросы бытия, предстоит решать нам.