Художественное руководство и дирекция

Руслан Кулухов
Владимир Хабалов
Ляйсан Мишарина
Наталья Перегудова
Сергей Шишков
Вячеслав Авдеев
Константин Шихалев

Творческая часть

Репертуарная часть

Наталья Беднова
Олеся Сурина
Виктория Иванова
Наталья Марукова
Людмила Калеушева

Медиацентр

Анастасия Казьмина
Дарья Зиновьева
Александра Машукова
Татьяна Казакова
Наталья Бойко
Екатерина Цветкова
Олег Черноус
Алексей Шемятовский

Служба главного администратора

Светлана Бугаева
Анна Исупова
Илья Колязин
Дмитрий Ежаков
Дмитрий Прокофьев

Отдел проектной и гастрольной деятельности

Анастасия Абрамова
Инна Сачкова

Музыкальная часть

Организационный отдел

Отдел кадров

Анна Корчагина

Отдел по правовой работе

Евгений Зубов
Надежда Мотовилова

Финансово-экономическое управление

Альфия Васенина
Ирина Ерина
Елена Гусева

Административно-хозяйственный отдел

Марина Щипакова
Татьяна Елисеева
Екатерина Капустина
Сергей Суханов
Людмила Бродская

Здравпункт

Татьяна Филиппова

Олег Табаков и Марина Зудина. «Наши чувства вспыхнули обоюдно»

Мария Хализева, Татьяна Зайцева, 7 дней, 11.02.2007
Побывав с семьей Табаковых в Праге, корреспонденты «7Д» могут засвидетельствовать следующий факт: в Чехии Олег Павлович — по меньшей мере национальный герой. Выходит на сцену театра — зрители встречают овациями, причем аплодисменты продолжаются бесконечно. Ведет занятия в Академии искусств — студенты внимают ему, как гуру. На улицах чехи подходят, расспрашивают о чем-то, просят автографы. И сам мэтр чувствует себя в этом городе вполне комфортно, расслабленно — легко ориентируется в извилистых староместских улочках, свободно общается с местным населением, с удовольствием поглощает национальные яства, может даже подпеть во весь голос подвыпившему пражанину.

 — Олег Павлович, вам в любой точке мира так же комфортно, как здесь, или Прага — особая статья?

 — Просто с этой страной у меня очень давние отношения. Всерьез они начались в 1968 году, когда пражский театр «Чиногерни Клуб» почему-то пригласил меня — никогда не игравшего этой роли в Советском Союзе — ввестись на роль Хлестакова в спектакль «Ревизор». Правда, времени на подготовку было дано всего 6 дней. Хотя кое-что все-таки готово у меня уже было — в Шкоте-студии МХАТ, куда я поступил в 53-м году и где учился не слишком усердно и трепетно, поскольку в основном крутил романы со старшекурсницами, замечательный педагог — Василий Осипович Топорков репетировал со мной большую сцену из этой пьесы. После показа понимающие люди говорили, что справился я с ней превосходно… Итак, на сцене пражского театра я сыграл подряд 24 спектакля, и такого головокружительного успеха у меня, тогда еще актера театра «Современник», ни до, ни после не было. И так уж вышло, что с той поры обо мне в Чехии сложилась своего рода мифологема. До сих пор в самых разных уголках мира встречаю чехов, которые говорят: «Боже, я же видел вашего Хлестакова! Это незабываемо!» А недавно пошел тут, в Праге, срезать какие-то бородавки на шее, так доктор, прочитав фамилию, просто завопил: «Господи, моя мама столько рассказывала о том легендарном спектакле!..» В общем, впоследствии мне доводилось много раз ездить в Чехию в командировки. Когда же волею судьбы я стал руководителем МХТ, то пригласил для постановки пьесы «Нули» чешского режиссера Яна Буриана — руководителя драматического театра в Пльзене, а также декана Академии искусств. В итоге МХТ прибыл в Прагу с этим спектаклем, а меня ангажировали как педагога академии, которым я до сих пор и являюсь…
Кроме того, под Прагой живет один из моих друзей — Валентин Строяковский, и время от времени я наезжаю к нему в гости — просто для отдыха и релаксации. А в этом году его дочь Ирена Гумилевская совершенно неожиданно и, я считаю, потрясающе смело решилась организовать здесь гастроли нашего театра с улицы Чаплыгина (речь идет о знаменитой «Табакерке». — Ред.). Это было слишком рискованное дело, поскольку в течение последних лет 20 никто из наших театров сюда с репертуаром не приезжал. Поэтому предположить, что чешские зрители будут платить по 40 евро за вход и спрашивать перед началом спектаклей лишние билетики, было весьма трудно. Но, как видите, риск оправдал себя, все прошло более чем успешно.

 — Как свидетельствует вся ваша биография, вам рисковать не в новинку.

 — Так это и хорошо, ведь я всегда выигрывал. Даже когда после инфаркта, который перенес в 29 лет, возвращался в профессию. Тогда, кстати, решил для себя главное: если Господь даст мне возможность снова заниматься своим делом, буду делать только то, что мне интересно, с какими бы рисками это ни было связано. Правда, в то время, когда 49 дней лежал на спине — тогда методология была такая, — было совсем невесело. В двухместную палату, где я находился, периодически привозили собратьев по несчастью, которые последовательно помирали, что само по себе давало пишу для размышлений — ведь вполне можно было оказаться следующим. А я ведь был отягчен ответственностью за своих близких, поскольку у меня уже была жена — Людмила Ивановна Крылова, сын маленький. ..

 — Брак с Мариной Зудиной, который привел к такому резкому изменению в вашей жизни, тоже, очевидно, был связан с большим риском?

 — Браку, который мы заключили в 95-м году, предшествовали лет 12 довольно серьезных наших с Мариной взаимоотношений. Хотя вести такую длительную подпольную жизнь для людей моего цеха совсем нетипично. Как бы так поточнее выразиться, чтобы ни для кого не было обидно? Использую, пожалуй, слова моего героя Вальтера Шелленберга из «Семнадцати мгновений весны»: «Должен быть ритм смены караула». Вот и у меня, в мужской части моего бытия, существовал свой ритм смены караула. А с появлением Марины он… не нарушился, нет — вообще прекратился. Чего я от себя никак не ожидал. Странным образом изменились не только сетка и график моей жизни, но и во мне самом произошла некая глобальная «перестройка».

 — Так что же с вами случилось? Почему из бесчисленных девушек, окружающих вас, остановили своп выбор на Марине, именно ради нее разрушили свою благополучную семью, оставили жену, с которой прожили без малого 33 года?

 — Наверное, как ни банально это звучит, пришла (с улыбкой) любоф-ф-ф… (Задумавшись.) Просто одна из студенток на курсе в какой-то момент вдруг стала единственной. Не вдруг, конечно. Все как-то накапливалось — так оно и бывает. Ты гонишь от себя эти мысли, говоришь себе: «Нет-нет, все будет по-прежнему», а потом оказывается, что по-прежнему быть уже не может. Но принять решение я никак не мог — внутри меня существовала одна серьезная нравственная заноза. Когда отец мой — Павел Кондратьевич, военврач, вернувшись с войны, привез с собой новую семью, я в свои 12 лет испытал очень острую психологическую боль. Понимая, что маме мои встречи с ним крайне неприятны, встречался с отцом тайно — сильно любя его, не мог этого не делать. И вот тогда весьма драматически и вполне сентиментально смоделировал для себя постулат: никогда не доставлю такой боли своим детям. Но в период общения с Мариной понял, что это ложная, придуманная преграда: мои взрослые дети в то время уже достаточно свободно шли по жизни. И один, и другая уже состояли в браке, а старший, Антон, — не единожды. Это служило мне неким оправданием. И мои непреодолимые табу просто потеряли смысл. Как это иногда бывает: сначала рана болит, потом чешется — что означает выздоровление, а потом все заживает…

 — Марина, а почему вы всем другим мужчинам предпочли Олега Павловича?

 — Он всегда был моим кумиром, и то, что я стала студенткой на его курсе, явилось для меня великим счастьем. Тут есть не большая предыстория. Когда я решила поступать в театральный вуз, мои родители очень забеспокоились — блата не было, и они боялись, что дочка будет просто терять годы. И мама мне сказала: «Пойди к Табакову. Уж если он тебя не возьмет, то и никто никогда не возьмет» — ходили слухи о том, что Олег Павлович не берет блатных. Так вот он меня принял — когда добирал студентов на свой курс в ГИТИСе. Всем курсом мы - и мальчики, и девочки — были в него влюблены. Смотрели во все глаза, слушали, не пропуская ни слова… Вообразить, что между мной и им - моим Учителем — что-то произойдет, не представлялось возможным. Он был совершенно недосягаемым.

 — А вы к этому времени уже испытывали чувство влюбленности?

 — В 13-14 лет я ходила в школу только из-за мальчиков. В 7-8-м классах в меня очень многие мальчишки были влюблены. Но все школьные влюбленности закончились, когда я перешла в другую школу. Мои мозга как-то перевернулись, и на мальчиков я смотреть перестала, думала только об искусстве. (Со смехом.) Творчество возбуждало больше, чем любовь. Потом, правда, уже на первом курсе какие-то влюбленности у меня возникали, но, видимо, все это было слишком по-детски… С Олегом Павловичем все складывалось иначе. Я была просто покорена его обаянием. Иногда думала: «Если вдруг случится чудо и он все-таки обратит на меня внимание, то пойду и признаюсь ему в любви, как Татьяна Ларина». Но до этого не дошло. Чувства у нас вспыхнули как-то обоюдно.

 — Как вы почувствовали, что"Маков испытывает к вам эмоции гораздо большие, чем просто к студентке?

 — Это необъяснимо. Только великие писатели и поэты могут описывать такое состояние, когда люди вдруг совершенно неожиданно начинают понимать, что их непреодолимо тянет друг к другу. Это происходит на уровне каких-то флюидов. Как произошло у нас, в какой момент — неясно, до сих пор не понимаю. Но произошло, и это было прекрасно. Начиналось все просто с каких-то взглядов, но все уже было понятно. Вообще я считаю, что, пожалуй, самое сильное сексуальное воздействие на человека оказывает взгляд. Один мужчина смотрит на женщину; она ничего не испытывает, а другой посмотрит — и женщина, до этого и в мыслях не державшая ничего такого, вдруг начинает терять голову. Когда же эти импульсы обоюдны, между людьми словно электрический разряд происходит — все начинает искрить, эмоции удержать уже невозможно… Я приходила к служебному входу театра, мерзла, ожидая его, только чтобы получить возможность доехать с ним на машине до метро или просто побыть рядом, поговорить о чем-то. Безумно без него скучала… Когда сейчас вспоминаю все это, думаю: «Господи, как же проблематично было в то время людям общаться, ведь мобильных телефонов не существовало». А для меня, человека очень эмоционального, было просто невыносимо терпеть, не имея возможности что-то сказать ему, когда этого очень хотелось…

 — Окружающие жали о вашем романе?

 — На моем курсе это ни для кого секретом не было, а слухи ведь быстро распространяются… Как-то мы оказавшись в Праге вместе с Таней Догилевой и Верой Глаголевой. Не знаю, известно ли им было что-то о моем романе или нет, но, помню, рассказала про одного своего поклонника, иностранца, который несколько лет за мной уха живал, правда безрезультатно, так как я была влюблена в Олега Павловича. И Таня мне на это сказала: «Глупая, немедленно бросай своего любовника и выходи замуж за иностранца!» Не знаю, помнит ли сейчас она об этом или нет?
Когда вы поняли, что ваш роман слишком всерьез и надолго, не задумывались о будущем? Все-таки разница в возрасте… И кроме того, вы же наверняка догадывались о том, что вам придется преодолевать негатив общественного мнения, пробиваться сквозь стену непонимания. 
Ни о чем мы не задумывались. Нам было хорошо, вот и все. Решили жить вместе, потом поженились, родился Павлик. Общалась я с теми людьми, которые меня понимали, а с другими не общалась. Кто, что и про что там говорил, меня не интересовало, ни с кем я это не обсуждала. На меня давило другое. До того как я вышла за муж за Олега Павловича, я уже была известной актрисой — играла главные роли в кино и в театре, побывала на фестивалях в Америке, в Бразилии. В Японии была очень популярна, так как снималась в картине японского режиссера, журналы с мо ими фотографиями на обложках публиковались. В общем, была абсолютно самодостаточной личностью. Но как только стала женой Табакова, все представили так, что вроде ничего такого не было, никто никогда меня не знал и вообще я никто, ничто и звать меня никак. У нас ведь как считают? Не может же у одного человека быть все одновременно: и муж влиятельный, и талант, и любовь, и счастье. То есть если ты жена, то твои способности уже не обсуждаются. Но я всегда сама знала себе цену и очень ценила отношение критиков, знакомых и просто зрителей, которые уважали меня именно как актрису. Этого мне было достаточно, а всем угодить невозможно. К сожалению, чужой успех всегда вызывает раздражение, и я понимаю, как раздражала многих, особенно женщин. Тем, что не уродка, не дура, не бесталанная. Да еще и мужчинам нравлюсь — это совсем тяжело переносилось. Но что поделать, у меня действительно не было проблем с поклонниками. Помню, одна сотрудница театра сказала мне: «Как же тебе мешает то, что ты жена Табакова!» Действительно, в части профессии это так и есть. Но не буду же я из-за этого разводиться с мужем! Или постоянно кому-то что-то доказывать. А себе я уже давно все доказала — я абсолютно счастлива, потому что состоялась как женщина, у меня двое детей от любимого человека и в профессии меня режиссеры и партнеры ценят. В общем, жизнь все расставила по своим местам.

 — Любопытно, как отреагировали ваши родители на сообщение о там, что их дочь намеревается выйти замуж за Табакова?

 — Дело в том, что до 1-го класса я жила у бабушки, так как мама моя, учитель — на двух работах и ко мне приезжала только вечером, чтобы уложить спать. А потом она уехала на Север к папе, куда он, как журналист, после университета был направлен на работу. В общем, с родителями я стала жить только после того, как пошла в школу, — потому что моя любимая бабушка умерла. Так уж получилось, что с детских лет меня приучили все решения всегда принимать самостоятельно… Соответственно, и во всем, что у меня было связано с Табаковым, я разбиралась сама, без родителей. Если бы реакция с их стороны была резко негативной, я наверняка ушла бы из дома. Помню, как-то ночью мы с мамой сидели на кухне, болтали о чем-то, и вдруг я сказала: «Мам, знаешь, а Табаков ушел из семьи, разводится». Повисла пауза. Потом она говорит: «Да-а, интересно, на ком же он женится?» — «На мне». Так мама была поставлена в известность о том, что мы с Олегом Павловичем близки. И все. больше она со мной ничего не обсуждала… Наверное, благодаря тому, что ни мама, ни папа никогда не лезли ко мне в душу, ни во что не вмешивались, у меня и состоялась моя личная жизнь… Родители и муж называют друг друга по имени-отчеству, они друг друга очень любят и уважают, между ними прекрасный контакт.

 — Олег Павлович, вы, будучи в период романтических отношений с Мариной уже умудренным житью человеком, не могли же не думать о перспективах вашей огромной разницы в возрасте, о том, какая репутация сложится у вашей избранницы.

 — Да-а, 30-летняя разница в возрасте у супругов на нынешний взгляд выглядит диковато плюс различие наших с Маришей положений. Не могу сказать, что ей легко далось преодоление всего этого… Но я был влюблен. А когда любишь, не думаешь же о последствиях, о том, на что обрекаешь любимого человека. Ведь что такое любовь? По Станиславскому — это означает желание совпадать с объектом любви наибольшим количеством точек. Нам с Мариной хотелось постоянно быть вместе. Наверное, в основе моего чувства к ней было понимание того, что мы очень годимся друг другу. Но я ничего не обещал. Зная за собой грехи прежней жизни, а главное — регулярность грехопадений, я полагал, что девочка неверно поступает в отношении меня, что для нее правильнее было бы иметь рядом с собой какого-то другого человека. Но Марине и, видимо, Всевышнему угодно было распорядиться иначе.
Хотя все складывалось совсем непросто. Развод с первой женой был достаточно болезненным для всех, па самом деле, я благодарен судьбе за годы, прожитые вместе с Люсей Крыловой. Поженились мы в 1959 году по любви, и долгое время все у нас было хорошо, гармонично, проще говоря, семейное счастье было. Сложности начались после смерти моей мамы, Марии Андреевны, в 78-м году. Или даже еще чуть раньше — после смерти моей «второй матери», Марии Николаевны Кац, соседки из города Саратова, которая приехала жить к нам в Москву и воспитывала сначала Антона, а затем Сашу, дочку. Когда эти две женщины ушли из жизни, в нашей семье обнаружились некие сложности. Отношения вроде бы сохранялись, но превратились в какой-то вялотекущий процесс. А в 92-м году совсем закончились.

 — Никогда не сожалели о том, что приняли тогда столь рискованное решение?

 — Нет. Разумеется, и в моей второй семье бывали какие-то бури в отношениях — а у кого их не бывает? — но они всегда сменялись штилем. Я понимаю, что терпеть рядом с собой человека моего склада характера весьма нелегко — я очень бульдозерный. С той лишь разницей, что бульдозер иногда бывает неманеврен, а я всегда твердо знаю, чего мне надо, и с помощью своего бульдозерного характера достигаю того, что считаю нужным. Правда, добиваясь необходимого результата, никогда не ущемляю свободу моих близких и не показываю свою эмоциональность. Хотя говорят, что иногда, когда прихожу домой, от меня электричество исходит. Но должен сказать, что Марина гораздо эмоциональнее, в раздражении бывает ох как нехороша (смеется). Хотя это случается нечасто.

 — Марина, вы всегда были сталь эмоциональны или это жить с Олегом Павловичем так развила ваши эмоции?

 — Я действительно человек импульсивный. А первые 10 лет, когда мы встречались, эмоции просто зашкаливали — это было какое-то немыслимое кипение страстей, безумие в чистом виде. Примерно через день я бушевала, рыдала, и происходило это в основном из-за невозможности наших частых встреч. Вопрос: «Когда же мы сможем увидеться в следующий раз?» — изводил меня. И Олега Павловича, разумеется, тоже. Часто я рубила сплеча: «Все, мы не можем быть вместе!» Всегда выступала инициатором разрыва, а он - никогда, потому что более мудрый. Все стало спокойнее, когда мы начали жить вместе.

 — Леем все-таки конфликты между вами мучаются, кто их урегулирует? И как? Можете, например, вы, Олег Павлович, преодолеть себя и попросить прошения у жены?

 — Безусловно могу, но больше я доверяю… рукам. Почему-то современные люди совсем мало прибегают к помощи рук, и совершенно напрасно. Если ты искренне сожалеешь о своей глупости или грубости, то совсем необязательно формулировать какие-то объяснения и упражняться в словесной баталии — оправдываться, доказывать что-то… Достаточно просто прикоснуться к любимой, обнять ее, и она все поймет. Что же касается самих семейных отношений, то я всегда считал и сейчас убежден в том, что мужчина обязан зарабатывать деньги для своей женщины и для детей, которых произвел с ней на свет. Конечно, не надо фетишизировать материальную сторону быта, но каждый понимает, как она важна. И ответственность за эту часть жизни лежит на мужчине. Если же он это игнорирует, то в анкетах, в графе «пол», ему надо писать букву «ж». Потому что мужчина должен заниматься тем, что ему предназначено, а женщина должна хранить семейный очаг Вот такое простое распределение обязанностей. И никаких ссор.
Марина: Вообще-то мы совсем не умеем ссориться. Когда люди долго живут вместе, любят друг друга и своих детей, как можно конфликтовать? Нам обоим хочется быстрее прекратить какую-то глупую ситуацию, если она вдруг возникнет. Поэтому за все годы нашей жизни серьезно ссорились мы, может, раза два. Другое дело, бывают ситуации, когда вдруг кажется, что человек тебя не понимает, или тебе пострадать в этот момент хочется, или внимание на себя обратить — уж не знаю что. В таких случаях я обижаюсь и делаю это очень эмоционально. Могу даже перестать общаться с мужем, но совсем ненадолго. А потом поплачу, он меня обнимет, прижмет к себе, и… естественно, я сразу все прощаю. И успокаиваюсь. Олег Павлович умеет очень правильно к моим эмоциям относиться. А вот если бы он был такой же эмоциональный, как я, и более близкий мне по возрасту, наверняка мы с ним давно разбежались бы.

 — В последнее время издания запестрели информацией о новой пассии Табакова…

О. П. : Ни одно из этих сообщений не соответствовало действительности. Я отношусь к этой ерунде философски — знаете, как у Соломона на перстне было написано: «И это пройдет». Ну что ж, люди делают коммерцию. Пусть делают. Всерьез воспринимать их экзерсисы или маяться из-за этого душевно не стану.

Марина: Конечно, им это надо — тираж продается, и хорошо. А извинения они потом печатают мелким шрифтом, чтобы их никто не увидел… Водитель, который каждый день возит нас в театр, сказал: «Хотя бы меня спросили». Это полный абсурд, даже не потрудились сочинить хоть какую-то более реальную интригу. Правда, когда появилась первая публикация на эту тему, я очень расстраивалась, нервничала. Представляла: вот не дай Бог узнают еще сейчас, что я жду ребенка, и начнут мусолить — мол, решила родить, чтобы удержать мужа, который ее бросает. А у нас с ним был тогда совершенно замечательный период отношений, мы оба жили ожиданием дочки… Кстати, если бы я старалась удержать Табакова таким образом, то, наверное, родила бы ребенка, когда наш роман только начинался. Однако не сделала этого, о чем, признаюсь, сейчас мы оба очень жалеем.

О. П. : Действительно, это одно из моих самых больших сожалений. Ведь моему старшему ребенку от Марины могло бы сейчас быть уже 22 года. Но. .. не случилось.

 — Марина, в прессе писали о том, что до рождения Маши вы пережили беременность, которая закончилась неудачно.

 — После Павлика я очень хотела еще иметь детей и была абсолютно уверена в том, что ничего плохого у меня быть не может. Но тяжело заболела, и все сложилось не так, как думала. Переживала, конечно… Но я все равно была уверена: пусть не сейчас, пусть чуть позже, но обязательно все получится. И. .. как только стало возможно опять рожать, сразу на свет появилась Маша.

 — Муж поддерживал, успокаивал вас в тот период?

 — Мы с ним оба — люди сильно чувствующие, но не сентиментальные. Я сентиментальна, только когда смотрю фильм грустный. А в отношении себя и близких скорее человек деятельный — если узнаю, что кто-то болен, не плачу, а пытаюсь сделать все возможное, чтобы помочь найти выход из ситуации. И муж такой же.

О. П. : Это была наша общая беда. Но я знал, что все равно сделаю все для того, чтобы в дальнейшем ситуацию поправить. И рождение Маши свидетельствует о том, что мне это удалось. Думаю, главная поддержка Марине с моей стороны — это моя заинтересованность в ней. В том, чтобы она состоялась в профессии, в жизни — и как актриса, и как жена, и как мать.

Марина: Мне хотелось бы подытожить эту тему. Никакого мужчину нельзя удержать ребенком. Скорее наоборот. Ведь когда женщина рожает, у нее наступает самое кризисное время — ей ни до чего и ни до кого, она создана только для того, чтобы кормить малыша. А так как я кормила и Павлика, и Машу, соответственно и у меня никаких других желаний не было. На то, чтобы одеться красиво, накраситься, поухаживать за собой, не хватало ни времени, ни сил, ни желания. Для семьи это достаточно кризисно: мужчина ведь привык, что все внимание — ему, а тут, наоборот, от него требуется повышенное внимание. Не каждый выдерживает. Поэтому я считаю, что рождение ребенка — это прежде всего проверка отношений на прочность.

 — Олег Павлович, а не пугала ли вас, отца двоих взрослых детей, не единожды дедушку, перспектива опять повторять пройденное с детьми от Марины?

 — Категорически нет. Оба наши ребенка возникли очень осознанно. (С хитрой улыбкой кота Матроскина.) В сжатые сроки и без потерь — как писали в лозунгах во времена Никиты Сергеевича Хрущева. Оба были желанны и намечены заранее. Вот вы смеетесь, но честно скажу, что точно знаю, когда была зачата девочка, — я тогда снимался в Венгрии в фильме «Родственники» и Марина на двое суток (!) прилетела туда. Тут, как вы понимаете, шаг влево, шаг вправо считался бы побегом. Поэтому никаких шагов не было, наоборот, все происходило… я бы сказал, счастливо. Да, иначе не скажешь. По любви.

Марина: Когда я ждала ребенка и уже знала, что будет девочка, спросила мужа: «Кого ты хотел бы больше?» Он говорит: «Наверное, мальчика, у меня мальчики как-то лучше получаются». Но теперь, видя Машу, по-моему, убедился, что с девочками тоже все в порядке.

 — Как Паша общается с сестренкой?

 — Он очень хотел ее, ждал и сейчас чрезвычайно к ней нежен. Хотя наверняка, как у каждого старшего ребенка, у него есть и ревность, но он ее как-то очень по-мужски не показывает. Нет, один раз все-таки было — и то он проявил ее достаточно деликатно. Вдруг неожиданно попросил соску. Я сразу дала. Потом попросил бутылочку, я сказала: «Да, пожалуйста, возьми…» После этого он, видимо, успокоился.

 — После родов муж как-то помогал вам или отстранился, как многие мужчины: мол, не моя это сфера?

 — Для меня его эмоциональное участие, которое я постоянно чувствую, гораздо важнее, чем если бы он варил кашу. И с Павликом точно так же это было. Муж всегда думает о детях, звонит и расспрашивает о них, когда имеет возможность, общается с ними, играет. Во всем этом, в том, что они от него впитывают, гораздо больше смысла, чем в какой-то помощи по хозяйству, которая, собственно говоря, мне совсем не нужна — я и так прекрасно справляюсь.

 — Олег Павлович, у вас изменились ощущения по сравнению с теми, что были, когда вы встречали из роддома своих старших детей?

 — Антона я не смог встретить. Лучшее, что мог сделать тогда для ожидаемого сына, — это отослать жену в Саратов к моей маме. Так как мама доктор, я был убежден, что она обеспечит наилучшее течение и обслуживание родов. Что она и сделала… А я в это время, как, впрочем, и в любое другое, интенсивно работал. Но если говорить откровенно, наверное, всерьез первым ребенком для меня стала дочь моей дочери — Полина. Я и попку ей подтирал, и ухаживал за ней, и кормил — много чего делал. Для меня важна была последовательность, нон-стопность участия в процессе ее взросления. Вот только, к сожалению, с дочерью у нас отношения разрушились, и до сих пор их нет… Что же касается моих младших детей, то с ними я ощущаю гораздо большую ответственность, чем прежде со старшими, так как понимаю, что степень риска, связанная с их появлением на свет, несравнимо выше, чем была тогда, в молодости.

 — А конкретное участие в воспитании детей вы принимаете? Скажем, в курсе ли вы того, что происходит у Паши в школе?

 — Конечно. Меня это интересует, так же как когда-то интересовала учеба Антошки. И интерес никогда не был формальным. Вообще, мне кажется, что у нас с младшим сыном сложились хорошие отношения — по-взрослому дружеские. Иногда он приходит ко мне со своими проблемами — когда понимает, что никто, кроме папы, их не решит. Иной раз Антон ему помогает. Например, когда Павлик только начал учиться и у него произошел конфликт с одним мальчиком из класса, старший брат пришел в школу и… как-то убедил обидчика в нецелесообразности обид, наносимых младшему брату. Уж не знаю, как там все происходило, но инцидент был исчерпан.

Марина: И у нас с Павлом тоже отношения очень дружеские. Кстати, он называет меня Мариша, а мужа — Олег, иногда —Олег Павлович. Тут нет панибратства, это нечто другое. Ну а при третьих лицах он, конечно, называет нас папа и мама… А вообще, Паша — настоящий мужчина, индивидуальность. В основном все свои проблемы решает сам.

 — Трудно вам было налаживать отношения с Антоном?

 — У нас не было никакого специального налаживания, сближение происходило не натужно, а как-то очень естественно, само собой, хотя и не сразу. Антон мне всегда очень нравился, начиная с того времени, как я была влюблена в Тимура, которого он играл в фильме «Тимур и его команда». Хотя Антон по характеру совсем другой… Сейчас мы совершенно нормально общаемся все вместе — ездим к Антону в гости, он приезжает к нам. У него тоже дочка родилась, она чуть старше Марии, и я надеюсь, все наши дети тоже будут дружить. Антон ведь отец троих детей — Никиты, Анечки и вот теперь еще и Антонины. Вообще, я считаю, что чем больше народа в семье, тем она крепче. Рада, что Антон прекрасно относится к Павлику, а Паша просто обожает своего старшего брата. Для меня это очень важно.

 — Олег Павлович, а вы ревнуете свою молодую, успешную красавицу жену к другим мужчинам?

 — Нет. Наверное, как и отец мой, я человек с комплексом полноценности, поэтому считаю, что моя любовь к жене вполне дееспособна.

Марина: Правда, я ни разу не сталкивалась с тем, чтобы муж проявил ревность. К этому, наверное, больше я склонна. Причем чаше всего это у меня случается на ровном месте. Но больше всего и всегда я ревновала его к работе. Помню, еще во время учебы, когда мы договаривались где-то встретиться, он при мне вдруг запросто мог отменить нашу договоренность и назначить, например, репетицию. В этот момент я готова была кричать от обиды. И кричала: «Да как же так! Наконец-то освободилось время, а ты опять что-то назначаешь!» Очень мучительно это было для меня. Другие болезненные периоды наступали, когда он набирал новый курс и я понимала, что к нему приходят более молодые студентки. Сейчас это беспокоит меня гораздо в меньшей степени. Не то чтобы я стала увереннее себя чувствовать, нет. Просто какая-то мудрость пришла. Уже очень хорошо понимаю, какими качествами нужно обладать, чтобы понравиться Олегу Павловичу, и как это сложно. Когда была моложе, казалось, что если девочка стройненькая, с фигуркой, ножками, обтянется-затянется — все, может покорить его. А сейчас смотрю на этих девочек, вижу, как они трогательны, милы, но также понимаю, что для него все это слишком элементарно. Точно так же и я, когда смотрю иногда на красивых мужчин, осознаю, что меня их внешность не будоражит. С возрастом начинаешь в людях ценить что-то другое. Теперь я ощущаю намного большую внутреннюю свободу. Особенно после рождения второго ребенка. Искренне говорю — мне приятно видеть в кино, на сцене женственных, красивых женщин. Недавно позвонила мужу и сказала: «Поздравляю, у тебя в спектакле „Примадонны“ замечательные актрисы — молодые, красивые, сексуальые, хорошо играющие. ..» Я на самом деле ценю это, а раньше не могла бы.

 — Судя по реакции пражских зрителей на исполнение вами главной роли в спектакле «Сублимаиця любви», вы легко можете конкурировать с теми молодыми и красивыми.

 — Мне это очень приятно. Тут еще дело в том, что после рождения Маши у нас с мужем эти гастроли оказались первой большой совместной поездкой за границу. Естественно, кроме работы у меня появилось желание обновить свой гардероб — любой женщине это хочется после того, как она приходит в себя после родов. Оттого, что на протяжении длительного срока ничем себя не балуешь, вдруг просыпается желание выглядеть лучше. Как только появляются силы, сразу хочется нарядиться, подкраситься, пойти в салон, что-то изменить в прическе, купить новую одежду, какие-то украшения… А в Праге есть такая возможность. Сейчас я говорю мужу: «Мне теперь не страшно покупать украшения — есть же Маша, значит, будет кому все передать». То же самое и с нарядами. Я, например, жалею, что отдала некоторые веши, которые мне когда-то нравились, — размер у меня не изменился, а мода возвратилась. Поэтому теперь красивую одежду свою буду беречь — дочка растет, и я знаю, что когда-нибудь ей это пригодится.

 — Что бы вы отметили самое хорошее в вашем браке с таким ярким человеком, как Олег Табаков?

 — С самого начала наших отношений меня не покидало ощущение, что я не заслужила той любви, которой он меня наградил. Все время задавалась вопросом: «Достойна ли я ее?» И сейчас, спрашивая себя об этом, счастлива оттого, что Господь нас соединил. .. Возможно, с элементом шутки, но скажу следующее (хохочет): мое имя войдет в историю. Это действительно так. За то, что на протяжении многих лет была женой Олега Павловича, я останусь в истории. Хотя и не только поэтому. В этом году исполняется 20 лет театру, к созданию которого я вместе с другими учениками Табакова имею непосредственное отношение. Я никогда не претендовала на то, чтобы конкурировать с мужем, это невозможно. Потому что он не только артист, он - большая личность в мире искусства. Если вокруг всех подряд стали называть звездами, то тогда Табаков — Солнце. С ним необыкновенно интересно. Он умный, щедрый, заботливый, уверенный, надежный, любящий и… любимый. Я редко слышу от мужа комплименты, от других — гораздо чаше, но все равно постоянно ощущаю его тепло, заботу, знаю, что в душе он очень нежно меня любит, при том что крайне редко выражает это словами. А вот самым ярким его недостатком я назвала бы упрямство. Но это недостаток, переходящий в достоинство — в упорство. В быту, конечно, это иногда мешает, но пусть лучше будет так…

 — Вы уверены в будущем или смотрите в него с опаской?

 — Что вам сказать? Слава Богу, что все сложилось так, как сложилось. Никогда не предполагала, что окажусь рядом с Олегом Павловичем, а вот уже более двух десятков лет мы вместе. И думать не могла, что у нас будут общие дети, а они есть. Я ничего не хотела бы менять в своей жизни, но понимаю, что загадывать невозможно. Мы не можем за Господа решать, что будет дальше. Я очень люблю своего мужа, и он меня, знаю, любит, мы с ним вместе счастливы, но как можно утверждать, что в наших отношениях никогда ничего не изменится? Его отец последний раз сочетался браком в 77 лет. А если вдруг и у моего мужа какая-то безумная любовь возникнет?.. О будущем говорить бессмысленно. Нам не дано знать, что будет дальше, поэтому никогда и ни в чем нельзя ставить точку.

О. П. : Частенько меня посещают горькие мысли такого типа: «Сколько еще ты будешь видеть своих детей?» На них нет ответа. Это печалит. Но одновременно я отдаю себе отчет в том, что эта грусть — плата за ту радость, которую мне подарил Господь. Ведь в моем далеко не юном возрасте я имею возможность подключаться к этим чудо-батареям и подзаряжаться от них. Когда обнимаю, прижимаю к себе детей или внуков — буквально ощущаю регенерацию творческих импульсов. И жизненных.