В МХТ свили гнездо

Марина Райкина, Московский комсомолец, 13.11.2009
Белый рояль. Белый балкон с балясинами. Платья на кринолинах. 1842 год. Уездный город О… Дворяне. Как себе представляют уплывший в небытие ХIХ век, показали на сцене Художественного, где режиссер Марина Брусникина выпустила «Дворянское гнездо» Тургенева. Насколько актуальны сегодня тургеневские барышни и их взаимоотношения с мужчинами, наблюдал обозреватель «МК».

Весь уездный городок О… раскинулся на малой сцене вверх и вниз. Над черным кабинетом, освеженным только белым роялем, навис белый массивный балкон с точеными балясинами (лаконичная сценография Алексея Порай-Кошица и Екатерины Кузнецовой). Вообще все тургеневское «гнездо» строго выдержано в белых тонах — костюмы героев тоже в светлой гамме. Впрочем, согласно решению художницы Светланы Калининой, чистоту разбавят два костюма (мужской и женский) цвета изумруда, надетые на не очень хороших людей — порочную Варвару и карьериста Паншина.

Отважный человек режиссер Брусникина, взявшаяся за большой роман о неведомой жизни, неведомых людях, говорящих так непонятно: «Владимир Николаевич навел речь на музыку», — но так красиво, как бывает необъяснимо красиво в антикварных лавках — ведь умели, делали, а секрет утрачен.

Секрет Марины Брусникиной в ее почтении к хорошей литературе и хорошем вкусе при работе с ней. Опущены роскошно написанные Тургеневым исторические подробности из жизни героев (например, родословная Лаврецких, Калитиных, Коробьиных…) Тильзитский мир, вольнодумство, 1825 год — их тоже нет на сцене. Зато есть прозрачная, словно ускользающе-текучая, проза — и в диалогах, и в авторском тексте, оставленном героям.

Вот входит Лаврецкий в светлом сюртуке — Дмитрий Дюжев — и говорит о Лаврецком же:

 — Войдя однажды в отсутствие Варвары Павловны в ее кабинет, Лаврецкий увидал на полу маленькую, тщательно сложенную бумажку. Он машинально ее поднял, машинально развернул и прочел следующее, написанное на французском языке: «Милый ангел Бетси! (Я никак не решаюсь назвать тебя Barbe или Варвара — Varvara.) Я напрасно прождал тебя на углу бульвара; приходи завтра в половине второго на нашу квартирку».

Актеры существуют в двух измерениях: как персонажи и как актеры, на них смотрящие: герои и их комментаторы. Такое скольжение весьма рискованное, и гарантия качества здесь только мастерство. Ну а тут… можно только руками развести — на сцене мощнейшая команда. Сразу три мхатовских бриллианта — Нина Гуляева, Наталья Егорова и Дмитрий Назаров. Это тот самый Художественный театр, где подлинность существования измеряется каратами. Паузы, междометия, полувзгляды, хохот, всхлипывания, молчание — что тут особенного? А образы объемные, полноценные. У каждого неповторимая пластика роли: широкая, сочная у Егоровой, ухватистая, смешная у Гуляевой. А Христофор Теодор Готлиб Лемм, учитель музыки в исполнении Назарова, — неспешно-печально-трогательный. Даже в небольшой роли Гедеоновского — Владимир Тимофеев — хорош и точен.
Вторые и третьи роли делают атмосферу спектакля. А что же главные — Лаврецкий и Лиза Калитина?
Несмотря на разницу в положении и статусе (студентка Яна Гладких и кинозвезда), оба находятся в одинаково сложном положении дебютантов: ее никто не знает, его, как смешного верзилу, знает вся страна. А тут не «Жмурки» убогие — драма высшей пробы! Хорошо, что в МХТ ходит воспитанная публика и при первом явлении звезды Дюжева на сцене не раздаются попсовые аплодисменты. Но скорее тому виной и сам Дюжев — он здесь другой. По сути, это первая большая драматическая роль острохарактерного артиста. И надо сказать, что в этом качестве Дмитрий оказался куда интереснее всех своих предыдущих «жмуриков». Он прекрасно читает текст от третьего лица и легко переходит на диалог. Его сцена с Лизой в финале первого акта почти без слов, но в воздухе поселяется и трепет, и страх, и невозможность счастья.

Жизнь людей, независимо от времени и прописки, пустота и ценность слов, невозможность счастья, что было в руках, случайность факта жизни и реальность факта смерти — сыграли артисты.

«Лаврецкий посетил тот отдаленный монастырь, куда скрылась Лиза, — увидел ее. Перебираясь с клироса на клирос, она прошла близко мимо него, прошла ровной, торопливо-смиренной походкой монахини — и не взглянула на него; только ресницы обращенного к нему глаза чуть-чуть дрогнули, только еще ниже наклонила она свое исхудалое лицо — и пальцы сжатых рук, перевитые четками, еще крепче прижались друг к другу. Что подумали, что почувствовали оба? Кто узнает? Кто скажет? Есть такие мгновения в жизни, такие чувства… На них можно только указать — и пройти мимо».