«Трехгрошовая» классика

Алла Шендерова, Ваш досуг, № 21, 27.05.2009
Под занавес театрального сезона нас ждет премьера с размахом. Кирилл Серебренников выпускает на большой сцене МХТ им. А. П. Чехова «Трехгрошовую оперу» — одно из самых скандальных произведений драматурга Бертольда Брехта и композитора Курта Вайля, в котором низы общества — воры и проститутки — оказываются точным отражением деловых верхов.

Никакого радикального осовременивания пьесы Кирилл Серебренников на этот раз себе не позволил. Во-первых, потому, что чуткие немецкие наследники Брехта и Вайля не разрешают менять ни слова в тексте, ни ноты в зонгах (песнях). А во-вторых, потому что этого не требуется. Достаточно наугад открыть любую страницу пьесы, чтобы просто охнуть от ее злободневности. Вот, скажем, финальный монолог героя-бандита по кличке Мэкки-нож: «Перед вами гибнущий представитель гибнущего сословия. Нас, мелких кустарей, взламывающих честным ломом убогие кассы, поглощают крупные предприниматели, за которыми стоят банки? Что такое налет на банк по сравнению с основанием банка? Что такое убийство человека по сравнению с использованием его в своих интересах?..».

Итак, в 20-е годы прошлого века Бертольд Брехт переиначил старинную «Оперу нищих» Джона Гея и зарифмовал уголовный и деловой мир. В соавторы Брехт позвал Курта Вайля, причем сперва опасался, что Вайль — слишком серьезный композитор для того, чтобы передать интонации улицы.

Между тем, Берлин буквально заболел «Трехгрошовой»: мелодии Вайля разлетелись по всем кабачкам и ресторанам, их насвистывали прохожие, а идеей поставить новаторскую оперу загорелись все крупнейшие режиссеры — от француза Гастона Бати до нашего Александра Таирова. На Бродвее «Трехгрошовая опера» ставилась бесчисленное количество раз, правда, там из нее изъяли самые «безнравственные» (с точки зрения американцев) зонги — вроде того, что поет бесстыдная мамаша Пичем, давая наставления своей едва оперившейся Полли.

Чтобы очистить пьесу от всех легенд, традиций и штампов, Серебренников начал работу с того, что заказал новый перевод. И тут выяснилось много интересного: например, что известный «Третий трехгрошовый финал» написан стихами, а не прозой. В итоге мхатовская постановка обещает стать первой, где полностью используется вся аутентичная музыка Вайля. Уже упомянутый финал, например, превратится в роскошный хорал, который исполнят мхатовские артисты.

Тут надо сделать оговорку: Брехт, репетируя «Трехгрошовую оперу», вешал артистам на грудь таблички с надписью «Петь воспрещается!». Он требовал забыть об академическом вокале и петь так, как голосят на улице. В спектакле Серебренникова это условие с удовольствием выполняют Константин Хабенский (Мэкки), Николай Чиндяйкин (содержатель притона для нищих Пичем), Марина Голуб (мамаша Пичем), Ксения Лаврова-Глинка (Полли) и еще целая команда прекрасных артистов, изображающих ораву лондонских подонков. Вместе с музыкантами они появятся на пустой, «раздетой» мхатовской сцене: ни тебе привычных кулис, ни и занавеса с «Чайкой». И, обращаясь прямо к публике, разыграют историю одного знаменитого бандита, чудом избегнувшего виселицы. Историю о том, что богачи и преступники — это не два разных, а один и тот же класс. Словом, как сказали бы век назад, вызывайте конную милицию. 
2000
На душе — праздник, М. Демидова, Красное знамя, 4.11.2000
Интервью с легким человеком, Сергей Вовин, Электронная газета Yтро, 22.08.2000
Душа и сердце Вячеслава Невинного, Юлия Гусейнова, Ежедневные новости (г. Владивосток), 11.07.2000
Новая власть в Камергерском, Наталия Каминская, Культура, 15.06.2000
Лицедей, Анатолий Смелянский, Известия, 9.06.2000
Чудо, Лев Додин, Независимая газета, 1.06.2000
Он пришел, Кама Гинкас, Новая газета, 1.06.2000
Последняя легенда Художественного театра, Марк Розовский, Культура, 25.05.2000
Призрак бродит по МХАТу. Призрак символизма, Елена Ямпольская, Новые известия, 12.01.2000
Один абсолютно театральный вечер, Алексей Чанцев, Театр, 2000
Николай Эрдман. Переписка с Ангелиной Степановой., С комментариями и предисловием Виталия Вульфа, 2000