Виктор Гвоздицкий о Владимире Кашпуре

Владимир Терентьевич Кашпур замечательно не похож на артиста в жизни. Ведь это печально, когда в уличном прохожем узнаешь артиста по стилю походки, фасону пальто… Кашпура можно принять за главного инженера, доктора, начальника отдела. Это редко в театре. Человеческая подлинность здесь особенно ценна.

Владимир Терентьевич напоминает мне китайский калейдоскоп — игольчатый, стеклянный, яркий, рассыпающийся, ускользающий, исчезающий совсем, тускло-матовый — очень разный. Кажется, до Художественного театра он недолго работал на провинциальной сцене. В нем осталось что-то от вечного театрального Аркашки: знание легенд и историй, людей и запаха театрального нафталина. Кашпура трудно собрать в сознании, и в моем воображении он складывается из того, что говорят, из устных зарисовок. Почти все в театре его любят. И маленькие сюжеты, связанные с ним, всегда очень нежные, теплые, житейские.

Рига, разъезд после спектакля. Необходимо заметить, что в Художественном театре принято развозить артистов в гостиницу и из гостиницы на автомобилях. Обязательно. Особенно на гастролях. Вдруг я заметил, что Нина Ивановна Гуляева как-то особенно нервничает: «Вот, в какой-то момент потеряла Володю Кашпура из вида». Я тогда сказал, что, возможно, ничего страшного не произошло, что он просто решил пройтись до гостиницы. Нина Ивановна продолжала: «Это ужасно, ужасно, ужасно! Если он ушел (а он ушел, это точно!), кто же не знает Володю, наверное, кто-то его обидел неосторожным взглядом». Я никогда не думал о Владимире Терентьевиче, что он ранимый настолько. Мне казалось, что он человек доброжелательный, открытый, приветливый и простой. Для меня было неожиданностью, что, если кто-нибудь не так посмотрит или не с той интонацией что-то скажет, то он не обижается, нет, но так расстраивается и огорчается, что уходит и очень долго потом переживает.

Вот еще случай, связанный с семьей Невинных. Ехали мы на какие-то гастроли в одном купе с Владимиром Терентьевичем, а в соседнем ехали Нина Ивановна с Вячеславом Михайловичем. Обычно в поезде ужинают, и Кашпур открыл клеенчатый дипломат, какие носят службисты, в котором его ужин был разложен так аккуратно и красиво, что напоминал натюрморт. Но пришли Невинные — звать нас на ужин. Кашпур начал было отказываться, однако Вячеслав Михайлович сказал, что без него ужинать не начнут. И мы с этим сундучком отправились на ужин к Невинным. Это было трогательно, приятно, и необыкновенно нежно.

Очень хорошо помню из этого калейдоскопа наборов, из этих стеклышек, из этого мака мелочей небольшой прием после «Женитьбы» в Харькове, где все было хорошо. И на этом приеме Александр Александрович Калягин сказал тост за Кашпура, который тогда только сыграл премьеру «Черного монаха» у Камы Гинкаса: «без тебя бы, Володя, в этом спектакле совсем было не так».

Мы репетировали «Маскарад», Кашпур — Шприх. За кулисами актеры говорили, что мизансцены очень графичны, что их нужно наполнить и не выпасть из рисунка, что это довольно трудно, и что лучше бы попроще, подоходчивее, и зачем режиссер так упирается… И вдруг Владимир Терентьевич сказал то, что удивило и само по себе, но особенно — в стенах Художественного театра. Он сказал тогда, что мы не правы… Когда он репетировал с Л. Варпаховским во МХАТе, у того не то, что были расчерчены мизансцены, но даже персонажи пронумерованы. Каждый актер знал свой номер, и режиссер часто называл персонажей не по именам, но по номерам, не зная иногда даже, кто кого играет. Всех актеров это раздражало, а Кашпуру это очень нравилось. В нем вообще есть замечательная актерская четкость, незыблемость, любовь к порядку, он никогда ничего не нарушает. И его любовь к ученику Мейерхольда, к Варпаховскому, много о нем говорит, как об артисте.

Курс у них поразительный: Т. Е. Лаврова, А. Б. Покровская, оба Лазаревы, В. М. Невинный, Г. И. Морачева, Н. Д. Журавлева — я еще не всех называю, — сейчас это цвет московской сцены.

С Кашпуром мы играем «Женитьбу». Сначала он в спектакле играл Степана. Занавес открывается, и зрители видят Подколесина и Степана, который чистит сапог. Так вот он начинал чистить сапог уже после второго звонка, когда до начала спектакля еще чистых минут пять, а занавес, естественно, закрыт. Причем он не просто чистил сапог, но что-то бормотал, пыхтел, молился — жил. Их так научили.

Кашпура любят в театре за щедрость оценок. Он говорит хорошие добрые слова о том, как играют, и это касается не только своих, мхатовских. Однажды он зашел ко мне за кулисы после спектакля Камы Гинкаса «Играем преступление». Мы тогда даже не были лично знакомы, хотя я, естественно, знал его по сцене. Незнакомый мне человек, актер, зашел ко мне за кулисы, чтобы сказать добрые слова. Это совсем не часто случается в театре. Потом, когда я пришел во МХАТ, когда началась счастливая кабала репетиций «Маскарада», я волновался, как произойдет знакомство с актерами. С Кашпуром все сложилось легко, хорошо, сразу. Осторожно спросил его о Смоктуновском, который должен был играть Арбенина, для которого спектакль задумывался… И Владимир Терентьевич мне рассказал: когда Смоктуновский уже был в больнице, часто звонил ему. Я спросил: «Вы дружили?», а Кашпур ответил очень скромно: «Он мне часто звонил, когда ему было плохо».
2000
На душе — праздник, М. Демидова, Красное знамя, 4.11.2000
Интервью с легким человеком, Сергей Вовин, Электронная газета Yтро, 22.08.2000
Душа и сердце Вячеслава Невинного, Юлия Гусейнова, Ежедневные новости (г. Владивосток), 11.07.2000
Новая власть в Камергерском, Наталия Каминская, Культура, 15.06.2000
Лицедей, Анатолий Смелянский, Известия, 9.06.2000
Чудо, Лев Додин, Независимая газета, 1.06.2000
Он пришел, Кама Гинкас, Новая газета, 1.06.2000
Последняя легенда Художественного театра, Марк Розовский, Культура, 25.05.2000
Призрак бродит по МХАТу. Призрак символизма, Елена Ямпольская, Новые известия, 12.01.2000
Один абсолютно театральный вечер, Алексей Чанцев, Театр, 2000
Николай Эрдман. Переписка с Ангелиной Степановой., С комментариями и предисловием Виталия Вульфа, 2000