В поисках утраченного МХАТа

, 15.01.2004
16 января одному из старейших артистов МХАТа Владлену Давыдову исполняется 80 лет. В издательстве «Вагриус» выходит книга мемуаров «Театр моей мечты». Отрывки из нее мы сегодня предлагаем вашему вниманию. 

Мой друг Владлен

Далеко не у каждого человека есть страсть, тяга к самому интересному для него, тот фанатизм, без которого он не мыслит свою жизнь. Это большое человеческое счастье. Вот таким фанатом живет Владлен Давыдов. Где бы я его ни видел, на каких бы тусовках мы ни встречались, он неизменно был с фото- и киноаппаратом, и к тому же все-все записывал в дневник. Он хочет остановить мгновения жизни, которые улетают безвозвратно. А театральный мир тем более быстротекущ и неостановим. Все «как миг, как утренний туман». И влюбленный в театр Владлен жадно стремится передать этот неостановимый миг. Он сам влюбленно смотрит на пестрый мир театра, но ему хочется, чтобы и другие видели этот необозримый мир. Перед его глазами прошел долгий путь МХАТа. По существу, Владлен Давыдов был Пименом театра, видел МХАТ и в период блистательного расцвета, и в сложные годы безвременья, во время трагического раздела театра. И всю эту жизнь Владлен фиксировал, записывал, и в этом его заслуга не только перед МХАТом, но и перед всем театральным миром России. 
Давыдов записывает историю театра через актеров этого театра, и его взгляд не бесстрастен, а освещен любовью, нежностью. Вот эта сердечность, это желание помочь, эта любовь к театру и к своим братьям-актерам делают книгу Владлена очень живой и теплой. И что самое главное, ему удалось сделать очень многое для театра, несмотря на разные сложности и обиды. Его видение МХАТа, может быть, самое объективное, а удалось это потому, что Давыдов любит театр, а не себя в театре со всем актерским честолюбием. Давыдов чист и по мере сил объективен, как только можно в театре быть объективным.
Михаил УЛЬЯНОВ

Гибель мечты

Мне выпало великое счастье в жизни — я застал расцвет Художественного театра в 30-е годы. Я видел его легендарные спектакли тех лет. Видел великих артистов — основателей этого Театра и всех актеров второго поколения. 

Я мечтал стать артистом этого Театра и я им стал и даже играл вместе с этими артистами. Но, к сожалению, я застал и начало его гибели. Это сложная, трагическая гибель, и она требует глубокого исторического анализа. Я же только свидетель, как на моих глазах, на глазах и на судьбах нашего поколения разрушался этот Гигант.

Отдав этому Театру 55 лет своей жизни, я переживаю его трагедию как крах своей мечты, своего идола в искусстве… Но я «видел небо»!..

7 августа 1938 года умер Константин Сергеевич Станиславский. Владимир Иванович Немирович-Данченко узнал о его смерти. Возвращаясь из-за границы, сразу с вокзала поехал на Новодевичье кладбище на похороны, где в конце своих прощальных слов сказал: «…Клянемся относиться к театру с той глубокой и священной жертвенностью, с какой относился Станиславский!» «Клянемся! Клянемся! Клянемся!» — повторили стоящие у могилы Станиславского артисты театра…

24 июля 1942 года из Тбилиси, где МХАТ находился в эвакуации, Вл. И. Немирович-Данченко отправил письмо коллективу: «МХАТ подходит вплотную к тому тупику, в какой естественным историческим путем попадает всякое художественное учреждение, когда его искусство окрепло и завоевало всеобщее признание, но когда оно уже не только не перемалывает свои недостатки, но еще укрепляет их, а кое-где даже обращает их в „священные традиции“. И замыкается в себе и живет инерцией.

Мне, волнующемуся в театральной атмосфере более 60 лет, так хорошо знакома и так мною изучена эта картина оскудения театра. (…) Всем моим опытом, всей оставшейся во мне энергией я хочу отвести от МХАТа этот удар».

25 апреля 1943 года на 85-м году жизни Вл. И. Немирович-Данченко скончался…

С 1950 года МХАТ во главе с новым директором Б. А. Флягиным… стал выполнять данные на партийном собрании свои обещания. И вот тут уже МХАТ стал получать каждый год Сталинские премии, вплоть до смерти И. В. Сталина.

Конечно, среди этого потока премий только спектакль М. Н. Кедрова «Плоды просвещения» был действительно взлетом мхатовского искусства. Сразу же после этого спектакля Кедров решил не терять надежды на получение следующей премии и поставил спектакль не столько про В. И. Ленина, сколько про роль товарища Сталина —"Залп «Авроры», но… вдохновитель и автор этой премии, не посмотрев этого спектакля… умер.

6 декабря 1951 года и.о. директора МХАТ была назначена А. К. Тарасова.

Приход Олега Ефремова во МХАТ

В 1965 году во МХАТе после отставки директора Б. В. Покаржевского не было ни нового директора, ни художественного руководства. А. К. Тарасова однажды на худсовете театра говорила: «Надо нам обсудить, как дальше работать… А то придет Товстоногов, и меня сразу на пенсию. .. Я с ним говорила, он едет в Грузию. ..»

Может быть, именно эти слова вдохновили меня на дерзкий поступок. Я узнал, что в гостинице «Москва», в № 926 живет Г. А. Товстоногов. 30 ноября 1965 года я звонил ему весь вечер и только в 11 часов дозвонился:

 — Георгий Александрович, это говорит артист МХАТа Владлен Давыдов. Я бы хотел с вами поговорить об очень важном деле.

 — Владлен, я готов с вами поговорить, но дело в том, что я сегодня «Стрелой» возвращаюсь в Ленинград.

После спектакля «Шестое июля» мы с В. Н. Муравьевым на каком-то «газике» помчались на вокзал.

Времени до отхода «Стрелы» всего 20 минут. Мы быстро изложили суть дела: во МХАТе сейчас полный развал, нет даже директора… На это он нам сказал:

 — Да, я готов возглавить МХАТ, но без всякой коллегии «стариков». Только моя полная власть. Мне 50 лет, и я бороться или экзаменоваться не могу и не хочу. Со мной говорила об этом Фурцева и в ЦК партии и предлагали мне «попробовать», но я отказался! Завтра в Ленинградском обкоме я буду резко говорить и решать свою дальнейшую работу, так как у меня конфликт из-за спектакля. Позвоните мне 5 декабря — у меня уже все решится…

Поезд тронулся, Георгий Александрович помахал нам рукой…

На следующий день в театре все уже знали о нашей беседе с Товстоноговым. И я уже в открытую стал со всеми советоваться об этом. Но «середняк» наш как-то колебался, а М. М. Яншин позвал меня 2 декабря к себе на обед. Конечно, мы говорили с ним о театре и о Товстоногове. Он высказался «за» и о своей готовности ввести его в театр и помогать. И почему-то вспомнил, как в 28 — 30-х годах РАПП (Авербах, Киршон, Лебединский) настраивал молодежь МХАТа скинуть стариков. А Фадеев поддержал тогда Яншина, сказав, что «это же нелепость»…

Я понимал, что это риск на всю жизнь, но терять уже нечего, а выиграют от этого все — МХАТ! Правда, глаз и тон Товстоногова меня очень насторожили и даже испугали. О, это, может быть, страшный ход… Но это лучше, чем сладкое гниение в 40 лет, и когда оно кончится — никто не знает…

На репетиции Б. Н. Ливанов мне вдруг зло говорит:

 — Хлопочете за Товстоногова?

 — А чего вы его боитесь?

 — Мы - боимся?! Это он должен нас бояться!

А П. В. Массальский прямо мне сказал, что он уже не верит во внутренние силы и поэтому он думает так же, как и я.

Вечером на «Анне Карениной» я говорил с Б. Я. Петкером; он как хамелеон, но говорил о высоких принципах… Ругал М. И. Прудкина, который всех обманул, когда «старики» ходили к Фурцевой и предлагали соединить Ливанова и Кедрова. А Петкер против Ливанова, но за Товстоногова…

И вся наша затея кончилась после разговора по телефону 6 декабря с Товстоноговым. Он сказал, что у него все выяснилось, и он остается в Ленинграде — в БДТ. И только спросил меня:

 — А как «старики»? Ну вот, я же вам говорил. А интересно — как Яншин? Как Прудкин?

 — С Прудкиным я не говорил, а Яншин — за…

В конце декабря 1965 года Е. А. Фурцева назначила директором МХАТа Константина Алексеевича Ушакова. И власть в театре стабилизировалась, но все проблемы с репертуаром, труппой, режиссурой и художественным руководством остались. И снова начались советы, собрания, дебаты…

А 30 июня 1968 года Ушаков издал приказ № 186: «…Художественное руководство… учитывая исторический опыт, — в свое время по предложению Вл. И. Немировича-Данченко к активному участию в руководстве театром и разработке его репертуарной линии были привлечены молодые актеры и режиссеры… Опираясь на этот опыт, приказываю: создать Комиссию. .. для анализа современного этапа развития искусства Художественного театра… анализа современной репертуарной линии, анализа состояния труппы… предложения по форме художественного управления. ..»

И вот мы, «одиннадцать разгневанных» (уже немолодых) мужчин, начали заседать, спорить…

Но все это были наивные разговоры. А «старики» все решили по-своему: летом 1970 года собрались на квартире у М. М. Яншина и сговорились позвать править МХАТом Олега Ефремова…

7 сентября 1970 года состоялась его «коронация»… Вот моя магнитофонная запись этого исторического момента в истории МХАТа. 

Сперва выступила министр культуры СССР Е. А. Фурцева, и после перебранки с М. М. Яншиным («Почему вы не пригласили на ваше сборище Ливанова?!») она представила нового главного режиссера Художественного театра О. Н. Ефремова. (Такой же овацией, стоя, в Большом театре приветствовали И. В. Сталина в феврале 1946 года.) Потом Фурцева прочла письмо от коллектива «Современника»: «Мы отдали вам самое дорогое, что имели… Олега Николаевича…» — и опять овация и треск кинокамер…

В ответном слове Ефремов сказал, что он еще многого не знает и надо разобраться, а программы у него нет. «Сезон очень ответственный в преддверии XXIV съезда партии, Художественный театр мимо этого пройти не может». И предложил начать сезон с чтения пьесы своего любимого драматурга Александра Володина «Дульсинея Тобосская». «А потом мы еще будем много обо всем говорить, пока же я благодарю Художественный театр, „стариков“ Художественного театра. Почему мы встречались со „стариками“? Потому что именно они для нас с юных лет и представляли Художественный театр».

После этого, как всегда восторженно и пламенно («Апассионария наша!»), выступила А. К. Тарасова: «Я в программе этих выступлений не состою… Но я считаю, дорогие мои товарищи, что сегодня это исторический день нашего всеми любимого Художественного театра. В наш коллектив, в нашу семью входит О. Н. Ефремов. Ему 43 года, и это прекрасно! Это расцвет. Вспомним, что нашим вожаком был Н. П. Хмелев — ему тогда было 42 года! И то, что мы, старшее поколение, целиком, сразу выставили именно эту фамилию, этого человека, я считаю, что мы это сделали правильно!.. Мне хочется его поздравить с такой большой честью — быть руководителем Московского Художественного театра… Ведь вы входите в этот театр с таким чудным букетом роз, и это замечательно, что ваш Театр „Современник“ сделал это…»

Олег, правда, тут же заметил: «Но эти розы колются!»

И Тарасова закончила свою восторженную речь тем, что «Екатерина Алексеевна (Фурцева) правильно сказала, что Художественный театр должен быть вышкой, а сейчас он не вышка, и правильно, что нас ругают на заседаниях и что многие лучше нас. Но подняться гораздо труднее, чем упасть… Я очень рада, что встречаю здесь этого худенького молодого человека, но я знаю, что он очень крепкий, и хорошо, что он один. .. С сегодняшнего дня он не просто Олег Ефремов, а для всех нас абсолютно — Олег Николаевич. .. Счастливого вам творческого пути, дорогой Олег Николаевич!»

К. А. Ушаков: «Дальше слово предоставляется секретарю партийной организации, народной артистке Советского Союза А. И. Степановой».

А. И. Степанова: «Товарищи! Партийное бюро Московского Художественного театра приветствует ваш приход, Олег Николаевич, в наш театр… В партбюро единогласно проголосовали за вашу кандидатуру…» А дальше был набор официальных партийных слов и призывов.

Потом: «Слово предоставляется М. И. Прудкину».

М. И. Прудкин:"Товарищи! Я хочу сказать два слова. Наши товарищи В. Я. Станицын, М. Н. Кедров передают эстафету руководства своему ученику. Я считаю, что это акт высокой мудрости и высокой гражданственности! И я думаю, мы должны по достоинству оценить этот шаг. Я хочу вспомнить слова К. С. Станиславского, которые он сказал на 10-летии 2-й Студии: «Пускай мудрая старость направляет бодрость и силу молодости, и пусть бодрость и сила поддерживают старость! И за это мы должны вынести им благодарность и оценить их мужество по достоинству!» Опять овация!

Е. А. Фурцева встала: «Я благодарю, что напомнили. Я предлагаю от имени всего коллектива направить сегодня телеграмму М. Н. Кедрову». (Кедрова не было на собрании, его в апреле разбил паралич. )

В заключение тоже неожиданно, старательно и пламенно выступил К. А. Ушаков: «Вы все не думайте, что вот пришел главный режиссер и через месяц-два-три все будет правильно. Нет, это большой труд всего коллектива. Надо, чтобы сразу Олега Николаевича не нагружали какими-то посторонними работами или какими-то вещами, которые мешали бы ему познакомиться… А главное — сплочение коллектива, нам правильно здесь это сказали, и тогда мы, понимаете (он всегда говорил „понимаете“), достигнем вершин. .. А теперь 20 минут перерыв, и в нижнем фойе О. Н. будет читать пьесу А. Володина».

… Пьесу прочитали. Обсудили и были в восторге от чтения Олега Николаевича, а не от пьесы…

А. Е. Калужский объявил, что репетиция «Марии Стюарт» (возобновление) будет не в 5, а в 6 часов вечера.

На этом «исторический день» был закончен. Все разошлись возбужденные и озадаченные: «Что это — большое счастье или большое несчастье?»

Какие это были радостные дни, недели, месяцы, полные надежд и мечтаний о возрождении Художественного театра! Но. .. Через 2 — 3 года ушли из жизни и Кедров, и Тарасова. Которая якобы — со слов А. П. Зуевой — сказала про Ефремова: «Мы ошиблись!» А еще через несколько лет умерли почти все «старики», кроме М. И. Прудкина и А. И. Степановой.

И вот прошло с этих «исторических событий» — со дня «коронации» и со дня разделения МХАТа — соответственно 30 и 15 лет… Я вспомнил магическое «если бы» — так вот, если бы не Ефремов О. Н. , а Ливанов Б. Н. возглавил тогда МХАТ? Б. Н. рвался на эту должность и обращался к тому же Прудкину: «Марк, сделай меня главным!» Так вот, что было бы, если б тогда главным режиссером МХАТа стал Б. Н. Ливанов?.. «…Если бы знать…»

Я считаю, в любом случае — Театр, Художественный театр, умер, умер вместе с первыми великими «стариками» и основателями, а потом, если и возродился на 20 лет при них же (!), со вторым поколением, то после смерти Владимира Ивановича Немировича-Данченко умер уже окончательно. Хотя еще были потом некоторые актерские удачные всплески, но после 1970 года это был уже совершенно другой театр, а в 1987 году был нанесен последний удар по некогда легендарному МХАТу. 

После раздела МХАТа меня спросил однажды артист Г. Н. Колчицкий, когда я пришел на спектакль в театр Т. Дорониной: «Ну, Владлен, ты видишь, где настоящий МХАТ теперь?» Я на это ему сразу ответил: «Да, вижу. Настоящий МХАТ теперь весь на Новодевичьем кладбище и в архивах Музея МХАТа».

Как все-таки происходило разделение?

О сокращении труппы МХАТа говорил еще Вл. И. Немирович-Данченко. Тогда шла речь о разделении репертуара, а не труппы. В 30-е годы разделение так и не состоялось.

Когда в 1970 году Ефремов пришел в МХАТ, то говорили о том, что он шел с условием сократить труппу МХАТа на 50 процентов и взять в МХАТ целиком весь «Современник». Но этого не произошло, потому что почти весь «Современник» отказался идти в МХАТ (а Ефремова там на собрании даже назвали предателем!)

Так что проблема труппы МХАТа долгое время висела на шее Ефремова. Но ее решить было сложно: ведь МХАТ тогда в течение 6 лет работал на трех (!) сценах, а по средам еще и на сцене Малого театра. И только в 1977 году Основная сцена МХАТа была закрыта (на 10 лет!) на капитальный ремонт — остались филиал и театр на Тверском бульваре.

И вот через 10 лет Ефремов снова решил заняться реформированием труппы. План у него был такой. Он, вроде, его согласовал даже с Е. К. Лигачевым, членом Политбюро КПСС, который, кстати, был за простое сокращение труппы: мы, мол, в Агропроме сократили чуть ли не тысячу человек… Но Ефремов говорил, что он не хочет быть палачом, хотя его оруженосцы и придумывали разные варианты по сортировке актеров.

Олег Ефремов решил так: вот кончится ремонт Основной сцены, и тогда он возьмет тех актеров, которые пойдут на договорный эксперимент, а остальным будет передан филиал во главе с режиссером В. Н. Шиловским. Вроде бы гуманно и логично, вот только как делить труппу?

Ефремов, конечно, знал, кого он хочет взять с собой на Основную сцену. Существовал даже некий список, и один из ефремовских холуев обзванивал этих людей… Но решили все делать «демократично» — через собрание, через голосование. «В порядке эксперимента, — как пишет А. Смелянский, — а не как в 30-е годы, когда закрыли сверху три театра, но актеров направили в другие театры „для усиления их труппы“…» И все это, может быть, и состоялось бы, но… Выяснилось, что филиал-то закрывается на капитальный ремонт, а театр на Тверском бульваре отдается театру «Дружба народов» во главе с Е. Р. Симоновым…

Вот это сообщение и взорвало тех, кто во главе с Татьяной Дорониной до этого голосовал против разделения МХАТа. Накалились страсти — было сочинено письмо против Ефремова и против разделения. .. Произошло бурное собрание в присутствии министра культуры РСФСР Е. А. Зайцева. И только когда было официально заявлено, что вместо филиала будет передан при разделении театр на Тверском бульваре, то, казалось, страсти улеглись… Но по какому принципу и кто мог решать судьбу актеров, не поговорив с каждым из них?

Ну а как произошло само разделение при механическом голосовании в Худсовете театра, это уже рассказано и описано несколько раз…

Идеологи и организаторы этого разделения известны, и они все сделали при молчаливом согласии мхатовских коммунистов-долгожителей А. И. Степановой и М. И. Прудкина, да и С. С. Пилявская была лояльна, так как знала, что первоначально она не присутствовала в ефремовском списке.

Ну а я? Я был уже с 1985 года вне театра — состоял директором Музея МХАТа и в театре был только «на разовых». А Марго была до этого переведена Ефремовым на пенсию, а нашего сына Андрея он тогда не взял, так как он был против разделения. 

Но мне было обидно, что многие мои товарищи и все однокурсники не вернулись на Основную сцену, где мы начинали в 1947 году вместе нашу творческую жизнь. Да и такие легендарные спектакли К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко, как «Синяя птица», «На дне», «Мертвые души», «Три сестры», надо было сохранить на исторической сцене МХАТа. .. Но Ефремов решил от них избавиться.

Что же дало это разделение? Не знаю. Лучшие спектакли Ефремова был созданы им ДО разделения, и большая труппа не мешала этому. А после разделения, кроме ежегодных гастролей, ничего интересного не произошло, и даже то, как отмечалось 100-летие МХАТа, вызвало недоумение, когда на исторической сцене шло массовое пьянство… Хотя до этого, в 1997 году, 100-летие «Славянского базара» Смелянский организовал почему-то как торжественный международный форум. Я его поэтому и назвал «Селянский базар»…

Тогда же я доказал, что ДЕНЬ открытия МХАТа надо считать не 27 октября, а 26-е, так как к датам XIX века надо прибавлять не 13, а 12 дней по новому стилю. Театр ведь был открыт 14 октября 1898 года. И в газете «Вечерний клуб» на первой полосе громадными буквами был анонс: «Владлен Давыдов приблизил на один день 100-летие Художественного театра!» Хотя во МХАТе им. М. Горького на Тверском бульваре 100-летие отмечалось все-таки 27 октября.

«Наш Олег Николаевич»

За 56 лет моей работы и жизни в Художественном театре 30 лет прошли при власти О. Н. Ефремова. Писать о нем и вспоминать, анализировать этот период довольно трудно. О нем — при его жизни — были написаны сотни статей, рецензий и тома книг. Там отображена вся его деятельность, оценены спектакли, описаны актерские работы, характер, даже «история Болезни». Вносить в это многословие еще и свои слова довольно трудно. А потому действительно «большое видится на расстоянии»…

С Олегом Николаевичем, Олегом Ефремовым, за 55 лет общения у нас были своеобразные отношения. Порой о них можно было судить по тому, как он на репетиции, на собрании, «за столом» обращался ко мне. Таких градаций и ступеней было несколько. Первая, самая опасная: «Давыдов!» Чуть-чуть менее строгая: «Владлен Семенович!» Потом почти дружеская: «Владлен!» или «Влад!» А вот если «Владик», то это значило: он вспомнил, что мы с ним учились в нашей любимой Школе-студии.  Ну, а если совсем тепло, «Владюня», то это означало, что он меня просто любит. 

В 1984 году мне исполнилось 60 лет. Моя теща, Анна Робертовна Анастасьева, работала концертмейстером в Центральном детском театре в то время, когда Олег Ефремов играл там. «Владик, пригласите к себе на день рождения Олега». Он приехал с бутылкой коньяка. За столом взял слово: «Вот ты, Влад, все делаешь раньше меня на три года: ты старше меня на три года, раньше меня на три года поступил в Школу-студию, на три года раньше окончил ее. Тебя взяли в театр, меня — нет. Ты раньше меня в кино снялся. Я был влюблен в Маргошу, а ты женился на ней. Все время ты опережал меня на три года. Но ты и на три года раньше меня умрешь».

За столом все замерли. «Ведь я тебя люблю, Владюня!» И мы решили, что он пошутил. И тут же вдруг сказал: «Мои студенты очень довольны твоей беседой с ними о прошлом МХАТа — спасибо!..»

Да, наверное, со многими людьми, которые считали Олега своим другом, у него были своеобразные отношения. Он, конечно, был «продуктом нашей эпохи», как сказал о нем его бывший друг, наставник и учитель Виталий Яковлевич Виленкин. Но ведь и эпоха-то была непростая. Сам Олег говорил, что, если бы не пошел в актеры, то стал бы хулиганом и растворился в той среде, которая его окружала в ссыльном лагере, где отец работал экономистом и где началась его жизнь «в людях». Но он вернулся с родителями в Москву и поступил в 1945 году вместе со своим приятелем Сашей Калужским в Школу-студию МХАТа. Это его спасло, как он говорил. А затем ефремовской невероятной энергии хватило, чтоб преодолеть обиду на тех, кто после окончания учебы не взял его во МХАТ. А ведь в 1949 году председателем Государственной экзаменационной комиссии был любимый артист Ефремова — Борис Добронравов, который подписал ему диплом. Но в театр его не приняли.

Ефремов был не только талантливым актером, современным режиссером, но и театральным деятелем, именно — деятелем. Не зря на последнем съезде ВТО он выступил с предложением переименовать ВТО в СТД — Союз театральных деятелей! Олег как-то сказал, что если бы он не был актером и режиссером, то стал бы политическим деятелем и стоял бы сейчас на трибуне Мавзолея. Он верил, что в его судьбе могло случиться и такое — он же «продукт нашей эпохи»! Эпохи парадоксов, переломов и перестроек — взлетов и падений неожиданных лидеров и вождей.

Энергия, а главное, талант и деловые качества организатора, театрального деятеля помогли О. Н. Ефремову осуществить смелую акцию — создать (впервые в советское время «снизу») театр «Современник» — дерзкий вызов не принявшему его МХАТу. Даже в самый пик всеобщего признания и успеха «Современника» Олег не мог этого забыть и простить «неразумным хазарам»! И хотел «отмстить» этим самым «хазарам». Он фанатически верил, что «Карфаген будет разрушен»!

11 июня 1988 года на собрании труппы МХАТа он говорил:"У меня было желание разрушить старый, неинтеллигентный, махровый Художественный театр — надо было его разрушить. Один человек, вы его знаете, говорил мне: «Не ходи, у них один талант остался — сжигать главных режиссеров!» А другая говорила: «Иди, иди, ты просто разрушишь Художественный театр, и это останется в истории»…

О. Н. Ефремов пошел во МХАТ. Он верил в свою звезду, верил, что «въедет в этот театр на белом коне».

Существует легенда, будто одна из первых жен Олега Николаевича, утешая его, когда он не был принят во МХАТ, предсказала ему: «Ничего, Олежка, ты еще въедешь в этот театр на белом коне». И вот, видимо, в подтверждение этого предсказания Олег Николаевич в «Чайке» выпускал в 1-м акте на сцену белую лошадь. У Нины там такие слова: «Я гнала лошадь, гнала…» Правда, не ясно было, как она ее гнала — в коляске или верхом? Но лошадь появлялась на сцене и медленно проходила на заднем плане. И продолжалось это до тех пор, пока не появилась такая «Служебная записка»:

«Зав. Режиссерским управлением тов. Е. И. Прудкиной. В спектакле „Чайка“ используется белая лошадь из Московского ипподрома. Эта лошадь специально была приучена к сцене для спектаклей ГАБТа СССР. Попытки приучить какую-нибудь лошадь из имеющихся на ипподроме специально для МХАТа пока успехом не увенчались. Так как лошадь была приучена для ГАБТа, то он пользуется преимуществом права использования ее в спектаклях. Лошадь используется в следующих спектаклях ГАБТа:

1. Дон Кихот.

2. Иван Сусанин. 

3. Князь Игорь.

4. Борис Годунов.

Прошу Вас не назначать сп. „Чайка“ в дни проведения вышеперечисленных спектаклей ГАБТа (кроме „Бориса Годунова“, где возможна перебежка).

А в репертуаре декабря есть совпадение проведения спектаклей „Чайка“ и „Дон Кихот“.

6 ноября 1980 г. Зав. Постановочной частью В. Ю. Ефимов».

Незадолго до своей смерти, уже очень больной, Олег Ефремов решил сделать «обход» дома № 3 «А» по Камергерскому переулку. Пошел по всем этажам здания сверху вниз, начав с четвертого, где одна половина была занята бухгалтерией театра и еще какими-то службами, а вторая — архивами Музея МХАТ. 

Олег Николаевич почему-то решил, что «тут надо сделать буфет-кафе…»

Спустились на 3-й этаж — целиком помещение Музея. Здесь большой читальный зал с библиотекой. Рядом — самые ценные архивы и фонды, кабинеты научных сотрудников, директора и бухгалтерия. Ефремов зашел в мой кабинет, повздыхал: «Какой у тебя большой кабинет, больше моего…» Посидел. Покурил, хотя дышал тяжело, но курил, курил. ..

Пошли на второй этаж. Там в семи залах была выставка к 100-летию МХАТа.  «А что же история МХАТа у тебя кончается в 1970 году?» «Нет, с 70-го года выставка в боковом фойе театра».

Зашли и на другую половину 2-го этажа — там театр сдал помещение какой-то рекламной фирме. Но Олег и туда заглянул. Посидел. Покурил. Спросил, на какой срок сданы эти комнаты. Что-то проворчал и загадочно сказал, уходя: «Ну, работайте, работайте…» — и мы сошли на 1-й этаж. Там — учебная сцена и зрительный зал Школы-студии.  О. Н. сказал:"Здесь я хочу сделать варьете… тут рядом, в подвале, ресторан «Сережа»… Он очень устал, строго посмотрел на меня: «Ну, Владлен, мы еще с тобой обо всем поговорим и будем решать…» И ушел. Что и как решать, я так и не понял.

Нет, не могу, не хочу я всего писать, что у меня связано с Олегом Ефремовым. Много, очень много было разного. А вот проходят годы, и плохое, обиды начинают забываться. Порой его даже жалко.

1993 год, В. Я. Виленкин:

 — Да, я тоже понял, что его (Ефремова) запои, как вы их называете, «отъезды в розлив», бывают или перед тем, как он собирается осуществить что-то неожиданное, или уже после совершения этого…

А когда я Ефремову сказал:"Олег, почему ты в отпуске снимаешься, ездишь куда-то, а не отдыхаешь? — он ответил: «А иначе я сопьюсь от безделья…»

Однажды он мне сказал: «Я раньше носил крест, но он мне натирал шею, и я его снял…»

В разные периоды жизни к нему по-разному относились друзья и враги — так же, как и он к ним. В. З. Радомысленский на его 50-летии сказал: «Если бы Константин Сергеевич был жив, он был бы бесконечно доволен и счастлив творческим сотрудничеством с Олегом Николаевичем Ефремовым». А В. Я. Виленкин сперва гордился и вдохновил его на создание «Современника», но потом резко изменил мнение и отношение к нему. Об отношении всех его друзей не берусь судить, но вот, что по радио сказал А. М. Смелянский, меня страшно удивило: «…И при Станиславском не было такой прекрасной труппы, какую создал во МХАТе Ефремов…»

Может быть, поэтому О. Н. Ефремова похоронили рядом с могилой К. С. Станиславского?..
2000
На душе — праздник, М. Демидова, Красное знамя, 4.11.2000
Интервью с легким человеком, Сергей Вовин, Электронная газета Yтро, 22.08.2000
Душа и сердце Вячеслава Невинного, Юлия Гусейнова, Ежедневные новости (г. Владивосток), 11.07.2000
Новая власть в Камергерском, Наталия Каминская, Культура, 15.06.2000
Лицедей, Анатолий Смелянский, Известия, 9.06.2000
Чудо, Лев Додин, Независимая газета, 1.06.2000
Он пришел, Кама Гинкас, Новая газета, 1.06.2000
Последняя легенда Художественного театра, Марк Розовский, Культура, 25.05.2000
Призрак бродит по МХАТу. Призрак символизма, Елена Ямпольская, Новые известия, 12.01.2000
Один абсолютно театральный вечер, Алексей Чанцев, Театр, 2000
Николай Эрдман. Переписка с Ангелиной Степановой., С комментариями и предисловием Виталия Вульфа, 2000