Русская игра по японским правилам

Александр Соколянский, Время Новостей, 1.11.2004
С актерами собственного театра знаменитый реформатор японской сцены впервые поставил «Короля Лира» двадцать лет назад. Это было в горном местечке Тоге, и именно там система, по которой режиссер Судзуки воспитывает актеров и ставит спектакли, обрела твердые, законченные формы. Как и любую театральную систему, ее нельзя изучить по книгам (хотя книг Тадаси Судзуки написал предостаточно), она передается из рук в руки и требует длительного тренинга. Отдельные положения Судзуки, вырванные из контекста, будут звучать странно и даже курьезно, как, например, тезис о роли нижних конечностей в процессе накопления биологической энергии («именно ноги гарантируют, что актер является актером»), но, в конце концов, идеи, которые вдохновляют режиссера Тадаси Судзуки, его личное дело. На прошлом Театральном фестивале им. Чехова спектакль «Сирано де Бержерак» со всей убедительностью подтвердил: метод работает. Точно так же, как работает культурологическая идея режиссера, последовательно соединяющего сюжеты Еврипида, Шекспира, Чехова и Беккета с основами театра но и собственными разработками.

Пригласить всемирно известного режиссера в Художественный театр было делом столь же заманчивым, сколь опасным. В чем заманчивость идеи, ясно без слов, а опасностей было как минимум две.

Первая: проблема тренинга. Научиться работать по методу Судзуки за восемь или сколько их там было репетиционных недель немыслимо; вряд ли можно освоить даже основы. Актеры Художественного театра могли научиться лишь одному: более или менее убедительно подражать актерам постоянной труппы Тадаси Судзуки, имитировать приемы игры — короче говоря, симулировать владение методом. Хуже всего это удается с речью. Припомните, как разговаривают самураи в японском кино, когда начало фразы звучит медленно и тихо, а последние ее слова выпаливаются с бешеной силой; попробуйте подчинить этим интонациям шекспировские ямбы в переводе Пастернака. Здесь необходимо тонкое чувство меры. Если реплика будет звучать слишком привычно для русского слуха, пропадает эффект встречи с чужим и становится неясно, с чего это вдруг дочери Лира оделись в кимоно и говорят мужскими голосами, а Регана (Дмитрий Куличков) даже не побрилась: режиссерская отсылка к традиции театра но теряется бесповоротно. Если же ямб зазвучит совсем «по-самурайски» (что, ясное дело, будет отдавать карикатурой), зал просто рассмеется. На мхатовской премьере «Короля Лира» искушение рассмеяться возникало лишь изредка, а вот странность одежд и поз (не «жестов», поскольку спектакль этот по европейским меркам статуарен донельзя) уязвляла зрение слишком часто. В театральной игре что-то еще не срослось, «японское» не уравновесилось с «русским». Это в большей или меньшей степени касается всех актеров, за исключением Анатолия Белого. Он играет Лира, и о нем следует говорить отдельно.

Вторая опасность, угрожавшая премьере, — изношенность театральных мыслей и жизненных ощущений, заложенных в спектакль двадцать лет назад: она посерьезнее первой. Разумеется, в программке Тадаси Судзуки ритуально утверждает, что мхатовский «Король Лир» — это «абсолютно другой и свежий спектакль», но так всегда говорят постановщики всех театральных ремейков. И комментарий к спектаклю, написанный двадцать лет назад, режиссер, без сомнения, считает по-прежнему актуальным: иначе зачем бы его перепечатывать.

Комментарий (или, если угодно, манифест) начинается со слов: «Весь мир, или весь наш земной шар, — лечебница, человек — ее обитатель», и читателю, если он не совсем невежда, сразу же начинает казаться, что его кутают в пропахшую нафталином бабушкину шубу. С каждым абзацем это ощущение усиливается. При всем уважении к режиссеру Тадаси Судзуки я должен сказать, что любая фраза, пытающаяся определить мир по принципу «весь мир — это…» неверна по определению. Я должен также сказать, что даже двадцать лет назад его идеологемы почти сплошь были банальны; сейчас же они банальны до невыносимости.

К счастью, режиссерские манифесты почти никогда не совпадают с живым содержанием спектаклей. Менее всего на мхатовской премьере хотелось думать о том, что «дикое одиночество и безумие были не у некоего Лира, короля Британии /…/, а что в ничем не уступающем Лиру одиночестве и безумии могут жить любые сильные мира сего», и о том, почему Медсестра/Шут (Олег Тополянский) зачитывает свои реплики по книжке. Идеи и приемы европеизированной режиссуры образца 1984 года — худшее, что есть в спектакле Тадаси Судзуки (меня, как зрителя, добил караван инвалидных колясок, мерно едущих по сцене под музыку Генделя). Лучшее — те минуты, когда двум национальным стихиям вдруг удается если не срастись, то хотя бы живо соприкоснуться. И самое ценное — актерская игра Анатолия Белого, которому режиссер дал больше всего свободы и который толково этим воспользовался.

В роли Лира у артиста проклюнулся мощный темперамент, о существовании которого раньше можно было только догадываться. Я не решусь назвать этот темперамент трагическим. В сцене бури и в монологе «Дуй, ветер, дуй, пока не лопнут щеки» слова у Белого все-таки звучат вполсилы, хотя вполне видно, что он выкладывается в полную меру своих способностей. Зато сцену в степи и встречу с ослепленным Глостером (Сергей Колесников) актер отыгрывает отменно: и безумие короля, и внезапное просветление сознания, и боль, которая возвращается с просветлением, — все сделано мастерски. А какое отношение этот Лир имеет к всемирной истории тиранов, я не знаю и, честно говоря, не очень хочу знать. Смешно было бы говорить, что я понимаю спектакль Тадаси Судзуки лучше, чем сам режиссер, но я понимаю его в контексте своей культуры, а стало быть, имею право толковать и оценивать по-своему.

«Покажите-ка мне ваши картины, я их вам растолкую», — говорит один из персонажей Ивлина Во своему приятелю-художнику («Возвращение в Брайдсхед»). Критику не стоит делать эти слова своим боевым девизом, но и забывать их тоже не стоит. 
2000
На душе — праздник, М. Демидова, Красное знамя, 4.11.2000
Анатолий Смелянский: У меня давно репутация серого кардинала, Эдуард Саркисов, Время MN, 29.09.2000
Интервью с легким человеком, Сергей Вовин, Электронная газета Yтро, 22.08.2000
Душа и сердце Вячеслава Невинного, Юлия Гусейнова, Ежедневные новости (г. Владивосток), 11.07.2000
Новая власть в Камергерском, Наталия Каминская, Культура, 15.06.2000
Лицедей, Анатолий Смелянский, Известия, 9.06.2000
Чудо, Лев Додин, Независимая газета, 1.06.2000
Он пришел, Кама Гинкас, Новая газета, 1.06.2000
Последняя легенда Художественного театра, Марк Розовский, Культура, 25.05.2000
Дамир Исмагилов: Еще десяток спектаклей — и я пойму, что такое Большой театр, Большой театр, 27.04.2000
Призрак бродит по МХАТу. Призрак символизма, Елена Ямпольская, Новые известия, 12.01.2000
Один абсолютно театральный вечер, Алексей Чанцев, Театр, 2000
Аудиозапись спектакля «Возможная встреча». Вступительное слово Марины Багдасарян, Театр FM, 2000
Николай Эрдман. Переписка с Ангелиной Степановой., С комментариями и предисловием Виталия Вульфа, 2000