Классик в неглиже

Ольга Егошина, Новые известия, 12.11.2004
Убрав из названия театра слово «академический», Олег Табаков открыл сезон экспериментальных постановок. МХТ сегодня — плацдарм для пробы сил самых разных режиссерских индивидуальностей от Юрия Бутусова до Тадаси Судзуки. Нина Чусова со своей трактовкой «Тартюфа» Мольера в этой компании оказалась фигурой самой отвязной.

У фельетониста начала XX века Власа Дорошевича есть прекрасный персонаж — гимназист Семен Пуприков. Его вызывают в семьи, где дети должны писать сочинения. Обратишься к писателю или журналисту, тут же двойку и вмажут (Иван Тургенев едва-едва на тройку выплыл, сочинив что-то за знакомого мальчика). А Пуприков знает, «как надо». Нина Чусова в нашем театре играет роль того самого Пуприкова. Как только возникнет идея, что в репертуаре необходимо что-нибудь «для кассы или для массы», — немедленно требуется Чусова. Она знает вкусы «Марь Иванны», как никто, и потрафляет им опять же, за что ни возьмется — за «Резинового принца», «Грозу» или «Тартюфа».

Марь Иванна любит, чтобы на сцене было богато. И художники Анастасия Глебова и Владимир Мартиросов придумывают оформление с парикмахерским шиком. Все в позолоте: решетки, колосники, стулья, пуфы. Мало? А еще из боковых кулис и с потолка выедет лес, рисованный на холсте. А из пола поднимутся гигантские веера. А на финал вообще фейерверк — дирекция не скупилась на расходы. Художник Павел Каплевич одел всех персонажей во что-то вырвиглазное, полосатое и вызывающее. Наряды меняются всеми действующими лицами и в каждой сцене. Самый последний раз переодеваются на поклонах. Там все надевают белые атласные камзолы. В доме Оргона предпочитают ходить неглиже. Сам Оргон (Александр Семчев) — в необъятном пижамном костюме и чепчике. Дочь Марианна (Дарья Мороз) носится в спадающих панталончиках и лифчике на завязочках. Почтенная госпожа Пернель (Наталья Кочетова) носит платье с разрезом и укороченным задом. Ну а что носит Эльмира (Марина Зудина), публика узнает в мельчайших деталях. В сцене соблазнения Тартюфа она раздевается за ширмой, аккуратно демонстрируя юбку, кружевной розовый лифчик, розовые панталоны и прочие соблазнительности? Тартюф (Олег Табаков), раздеваясь за другой ширмой, также представляет на свет божий трусики полосатые и чулки мужские на подтяжках.

Марь Иванна не любит сложностей. Поэтому стихотворный текст перевода Михаила Донского мхатовские артисты читают, не соблюдая ни рифм, ни цезур, забивая его отсебятинами. Частично потому что плохо знают слова роли, частично — по принципу «смешнее будет». Так, когда Оргон вспоминает друга Оргаса, служанка Дорина (Марина Голуб) переспрашивает: «Оргазм?» Актеры на сцене немилосердно орут или съедают слова и фразы, сбиваясь на скороговорку.

Марь Иванна не любит и психологических сложностей. Поэтому ни о втором плане роли, ни о подтексте во взаимоотношениях персонажей никто не заботится. Это раньше, лет двадцать назад, на репетициях Анатолия Эфроса все выясняли, в каком состоянии выходит Оргон, каковы все повороты и подводные камни беседы Марианны с Валером. Тот спектакль был очень смешной, но очень легкий и умный. Каждая роль была построена, каждый миллиметр пространства обжит. Смешное рождалось из точного. Теперь все сложности отброшены ради самого простого — нужно, чтобы было смешно во что бы то ни стало. Толстый человек — это смешно. Два толстяка на сцене — смешнее вдвое. Еще можно обыграть карликовый рост. Когда Оргон с Тартюфом, глядя в упор друг на друга, мотают головами и трясут изо всех сил щеками — тут просто не удержаться. А уж когда Эльмира и Тартюф входят в воображаемые волны и плавают друг вокруг друга, изображая страсть, — у Марь Иванны экстаз: вот умора — и трусики сняла, а все в недотрогу играет?

Семен Пуприков твердо усвоил, что главное правило любого сочинения — не слишком напрягаться. Нина Чусова сделала это своим девизом: в каждой следующей постановке она напрягается меньше, чем в предыдущей. Не слишком богатый набор режиссерских приемов сужается от спектакля к спектаклю. Робкие, ученические мизансцены, полное отсутствие хоть какой-нибудь общей идеи, внятного решения хотя бы отдельных сцен, построения хоть каких-то линий — сюжетных или психологических. Твердая и нагловатая уверенность, что «и так сойдет» видна в каждом мгновении мхатовского действия. Впрочем, Анатолий Эфрос когда-то уверял, что сами создатели постановок «для Марь Иванны» никогда не ходят на подобные спектакли коллег, предпочитая прорываться на совсем другие постановки.

Загадочная вещь — театральная сцена: то храмом обернется, то кафедрой, то волшебным пространством, то позорищем. Почему-то в «Тартюфе» особенно обидно за Олега Табакова. Вот уж кто мог бы сыграть, вот уж где могли бы развернуться и его цепкая наблюдательность, и его жесткость, и его умение владеть сдвоенными красками: и приторной нежности, и хамской грубости. Но в театре нет сослагательного наклонения. И актер в очередной раз использует интонации кота Матроскина, прикрывая знакомыми штампами полное отсутствие режиссерского решения центрального образа? А ведь именно у Табакова в костях, в жилах, в кровяных шариках живут память и возможности совсем другого театра. Зачем ему эта галера?

Сколько средств, сколько сил, сколько затрат и для чего? Для Марь Иванны? Положим, она на «Тартюфа» придет, куда она денется, создаст и кассу, и массу. Только потом, когда захочется сыграть что-нибудь всерьез и по-настоящему, как ее выжить из театра, где она почувствует себя хозяйкой? Тут, боюсь, даже дустом посыпай — не поможет.
2000
На душе — праздник, М. Демидова, Красное знамя, 4.11.2000
Интервью с легким человеком, Сергей Вовин, Электронная газета Yтро, 22.08.2000
Душа и сердце Вячеслава Невинного, Юлия Гусейнова, Ежедневные новости (г. Владивосток), 11.07.2000
Новая власть в Камергерском, Наталия Каминская, Культура, 15.06.2000
Лицедей, Анатолий Смелянский, Известия, 9.06.2000
Чудо, Лев Додин, Независимая газета, 1.06.2000
Он пришел, Кама Гинкас, Новая газета, 1.06.2000
Последняя легенда Художественного театра, Марк Розовский, Культура, 25.05.2000
Призрак бродит по МХАТу. Призрак символизма, Елена Ямпольская, Новые известия, 12.01.2000
Один абсолютно театральный вечер, Алексей Чанцев, Театр, 2000
Николай Эрдман. Переписка с Ангелиной Степановой., С комментариями и предисловием Виталия Вульфа, 2000