В постели с Хабенским

Елена Левинская, Московские новости, 16.12.2005
Название рецензии специально для Олега Павловича Табакова позаимствовано мной у писательницы, не помню фамилии, поведавшей в одноименной книжке о своих встречах со знаменитостями. Г-н Табаков оценит мой рекламный ход, он и сам не щадит себя ради пиара родного МХТ. Ну разве случился бы нынешний «Гамлет», не будь «Ментов» по телевизору? Не замечал г-н Табаков господ Хабенского, Пореченкова, Трухина, пока те с режиссером Юрием Бутусовым занимались в Питере искусством, заслужили «Золотую маску», уважение театрального мира и нежную любовь города на Неве. А засветились в сериалах да «взяли кассу» — пожалуйте бриться — худрук МХТ сноровисто перекупил их у Питера, как барин холопов. Что ж, и не таких Москва сжирала. Но пока, судя по «Гамлету», боевая ничья.

На огромную сцену МХТ, спотыкаясь, в вывороченных тулупах, с рогатинами, трясясь не то от страха, не то от смеха, выходят эти трое. Публика хоть и дура, а враз признала. Постановщик Юрий Бутусов не зря предъявил их сразу, в прологе, в качестве солдат перед лицом Призрака. Это — решение. Оказавшись с друзьями в экстремальной ситуации — выплывай или пошел к черту, Бутусов включил эту ситуацию в спектакль. Обстоятельства «Гамлета» перенесены на себя. «Что будет, то будет!» — мысленно перекрестившись, выдыхают все трое в прологе слова Гамлета перед дуэлью. И впрямь дуэль — с Москвой, с «Гамлетом» Гордона Крэга (1911 г.), после которого МХТ не рисковал ставить эту пьесу, с московской злобной критикой, но главное — с самими собой: ТВ-кумир против драматического артиста.

От пьесы оставлена лишь интрига — противостояние: Король (Константин Хабенский) — Гамлет (Михаил Трухин). Оба сцепились насмерть. Первый — верткий, с харизмой, и знай меняет маски: то вдруг он Путин, то Чаушеску, то Клинтон с саксофоном. Второй — бешеный, комкает газеты: «Слова, слова, слова!»; опасен, даже когда валяется на койке, вставая изредка к параше.

Но вокруг этой Дании-тюрьмы с ее бутафорскими тронами клубится совсем другой мир. С лампами дневного света, гимнастическим конем и киноагрегатом для выдувания дыма (сценография Александра Шишкина). «Подайте им рапиры!» — и гора алюминиевых, из студенческой столовки, вилок рассыпается по столу. Здесь царит огромный экран, превращая людей в эффектные силуэты. Это мир воспоминаний, страхов, снов, ассоциаций — в связи с «Гамлетом», по поводу «Гамлета». Здесь много ностальгических цитат из «Гамлетов» Някрошюса, Любимова, Крамера: А костюмы разномастны, как из подбора. У Гамлета-Трухина — красные башмаки Трухина-Эстрагона из «В ожидании Годо» — в память о первом успехе, после которого наша троица резко пошла на взлет. Она в этом параллельном мире — коллективный Гамлет. Поскольку этот Гамлет учился не в Виттенберге, а в Петербурге, слово «Виттенберг» выброшено из текста. Как выброшен и верный друг Горацио, молчаливый наблюдатель («Кто выше страсти? Дай его сюда!»), его на сцене нет, он - за режиссерским столиком.

Здесь наплывами возникают варианты сценических решений и варианты судьбы. Так, Гамлета задолго до финала по очереди «убивают» все персонажи, а Клавдий и Гертруда (Марина Голуб), обрюзгшие, с Паркинсоном, оказываются в доме ветеранов сцены. «Быть или не быть» здесь произносится дважды. Сначала — как работа актера над собой: разбор монолога плюс физические действия (г-н Трухин, произнося текст, толкает тяжелый стол). И лишь потом — отчаянно и страшно, на грани срыва, задыхаясь от слез… Состояться или не состояться? — вот в чем вопрос.

Не от клинка и яда приходит конец — от облака серебристых порхающих блесток, накрывающих жертву, — люди гибнут за металл. Здесь болеют раздвоением личности, недаром Полоний (Михаил Пореченков) видит разом двух Офелий (Ольга Литвинова, Мария Зорина). Как не съехать крыше: вот есть, скажем, некто Костя Хабенский, человек и артист, и есть убойной силы широкоформатный ХАБЕНСКИЙ, который не оставляет первого даже в постели. Чем не трагедия потрясенного сознания?
Два этих параллельных мира — собственно «Гамлет» и ассоциативный «Гамлет плюс-минус» — в лучшие моменты спектакля пересекаются. Прямой как в гробу, на поставленной на бок лодке-плоскодонке лежит Отец (Сергей Сосновский); ему скоро уходить: светает и кричал петух; а под ним, внутри лодки, скрючившись от муки, — Сын. Который тут из двух миров? Эта предрассветная беспросветная боль никого не минует.

Спектакль окрепнет, и таких моментов станет больше. Пока же в нем много внешнего движения и мало внутреннего. Его искренность и свежесть пленяют, но не прибавляют содержательности; случайных решений больше, чем единственно возможных. Он весь игра — без гибели всерьез. Красочный, увлекательный, стебный, как какой-нибудь подростковый «Остров сокровищ». В общем, лучшее, на что способен сегодня МХТ. 
2000
На душе — праздник, М. Демидова, Красное знамя, 4.11.2000
Интервью с легким человеком, Сергей Вовин, Электронная газета Yтро, 22.08.2000
Душа и сердце Вячеслава Невинного, Юлия Гусейнова, Ежедневные новости (г. Владивосток), 11.07.2000
Новая власть в Камергерском, Наталия Каминская, Культура, 15.06.2000
Лицедей, Анатолий Смелянский, Известия, 9.06.2000
Чудо, Лев Додин, Независимая газета, 1.06.2000
Он пришел, Кама Гинкас, Новая газета, 1.06.2000
Последняя легенда Художественного театра, Марк Розовский, Культура, 25.05.2000
Призрак бродит по МХАТу. Призрак символизма, Елена Ямпольская, Новые известия, 12.01.2000
Один абсолютно театральный вечер, Алексей Чанцев, Театр, 2000
Николай Эрдман. Переписка с Ангелиной Степановой., С комментариями и предисловием Виталия Вульфа, 2000