Альтернатива вечности

Александр Смольяков, Век, 24.05.2002
В 1988 году на сцене МХАТа, что в Камергерском (тогда он назывался проездом Художественного театра), проходили гастроли Севастопольского театра им. Луначарского. Спектакль по английской пьесе «Шум за сценой» отличался не только выдержанностью стиля, но и каким-то острым ощущением неразрывных и непредсказуемых связей между театром и жизнью. Тогдашняя критика высоко оценила эту постановку, а три гастрольных дня прошли на сплошных аншлагах. Вряд ли главный режиссер Севастопольского театра Владимир Петров мог тогда предположить, что спустя 14 лет он снова выйдет на эту сцену под такие же громовые аплодисменты.

Очередной премьерой МХАТа им. А. П. Чехова стала единственная на данный момент пьеса известного сербского писателя, автора нашумевшего «Хазарского словаря» Милорада Павича. По его собственному признанию, «театры шарахались от моей сценической каракатицы». Действительно, драма «Вечность и еще одни день» определена как «Меню для театрального ужина», имеет две завязки и два финала и предполагает участие зрителя в решении судьбы героев. При этом место действия меняется от «Дворца Софии где-то не на Земле» до Константинополя и Вены. Нужна определенная смелость и даже безрассудство, чтобы отдать прославленную академическую сцену под такой эксперимент.

Зеркало сцены затянуто черным полотном. Открыта только узкая полоска, напоминающая своеобразный барельеф: большой глиняный сосуд, фигуры, закутанные в длинные одеяния. Это почти символистский театр: экзотичный, увлекающийся звучанием текста, верящий в магию ритма. Жрец в исполнении Виктора Гвоздицкого роняет парадоксы бархатным голосом пресыщенного философа. Где все это происходит? Согласно ремарке — у хазарского храма в VIII веке н. э. На самом деле — везде и всегда. Да и тему Жрец нашел вечную — любовь.

Так начинается «женская версия» спектакля «Вечность и еще один день». Именно ее выбрали зрители премьерного вечера.

Художник Валерий Левенталь с легкостью преодолевает кажущуюся несценичность пьесы Павича, используя недюжинные технические возможности мхатовской сцены. Развалины античного театра, подсвеченные луной (художник по свету Дамир Исмагилов строит всю партитуру на полутонах), живописны уже сами по себе. Занавесы из тончайшего полотна, струясь, пересекают сцену, ненавязчиво напоминая о завесе обыденности, которая скрывает от нас Истину. Изящная стилизация в костюмах создает очень созвучную тексту Павича атмосферу условно-исторического времени.

В сюжете о любви Петкутина и Калины, как в модном коктейле, Павич смешивает легенду о Гомункулусе и западнославянский фольклор со всеми его легендами, суевериями, малоизвестными широкой публике мифами. Владимир Петров делает свой спектакль почти по кинематографическому принципу, каждой сцене находя точный визуальный образ — алые полосы шелка в апартаментах отца Элиазара или пышно обставленное сватовство графа Бранковича. Режиссер увлеченно играет с пространством, заставляя его то обжигать бескрайним одиночеством пустоты, то сжиматься до тесной лаборатории алхимика Бранковича (он у Сергея Колесникова предстает почти богом Вулканом), то взрываться победоносным фейерверком юности, которая встречает Рождество на руинах европейской цивилизации. Впрочем, это финал только женской версии. Мужская заканчивается куда менее оптимистично.

Но дело, разумеется, не в сюжете. Книги Милорада Павича — дитя культуры, и поэтому в них так важен момент игры, предметом которой стал весь культурный опыт, накопленный к рубежу тысячелетий. И спектакль Владимира Петрова — это прежде всего очень культурный спектакль, учитывающий европейский театральный контекст и опять-таки опыт. Психологизм любовных сцен, поэтическая ирония диалога отца Элиазара (Виктор Гвоздицкий) и матери Калины (Наталия Егорова), подчеркнутое эстетство пролога — все это выдает в «Вечности?» именно спектакль начала XXI века, где делается попытка осмыслить происходящее в культуре и в полуироничной-полусерьезной игре создать некий театральный текст.

Кто-то будет увлекаться игрой ассоциаций, кто-то просто следить за любовным сюжетом, кто-то наслаждаться изяществом режиссерских ходов. Но именно такая многовариантность восприятия и определяет сегодняшнее мышление. Она же, кстати, является и залогом зрительского успеха.

Олег Табаков очень мудро строит репертуарную политику вверенного ему театра. Не каждый спектакль можно назвать бесспорной удачей, но и откровенных провалов за последние два сезона не было, не говоря уже о ставших привычными аншлагах. Зато только в текущем сезоне состоялось как минимум две премьеры, которые не просто вызвали интерес, а оказались абсолютно не похожими ни друг на друга, ни на все происходящее на остальных московских сценах. Это «Антигона» Темура Чхеидзе и московский дебют обладателя «Золотой маски» Владимира Петрова.

?А спектакль получился все-таки о любви. О великой любви, которая дарит человеку вечность и - как альтернативу — еще один день.
2000
На душе — праздник, М. Демидова, Красное знамя, 4.11.2000
Интервью с легким человеком, Сергей Вовин, Электронная газета Yтро, 22.08.2000
Душа и сердце Вячеслава Невинного, Юлия Гусейнова, Ежедневные новости (г. Владивосток), 11.07.2000
Новая власть в Камергерском, Наталия Каминская, Культура, 15.06.2000
Лицедей, Анатолий Смелянский, Известия, 9.06.2000
Чудо, Лев Додин, Независимая газета, 1.06.2000
Он пришел, Кама Гинкас, Новая газета, 1.06.2000
Последняя легенда Художественного театра, Марк Розовский, Культура, 25.05.2000
Призрак бродит по МХАТу. Призрак символизма, Елена Ямпольская, Новые известия, 12.01.2000
Один абсолютно театральный вечер, Алексей Чанцев, Театр, 2000
Николай Эрдман. Переписка с Ангелиной Степановой., С комментариями и предисловием Виталия Вульфа, 2000