Артисты труппы

Артисты, занятые в спектаклях МХТ

Юрий Еремин: «Табаков играет Табакова»

Григорий Заславский, Планета Красота, 8.09.2005
Юрий Иванович! Среди тех спектаклей, которые вышли в этом году и так или иначе связаны с юбилеем Великой Отечественной войне, ваш, «Возвращение», вышел в главном театре страны (так его во всяком случае называют) — в Московском Художественном театре им. Чехова, и мне было интересно то, что вы обратились к рассказу, который однажды поставили в Театре им. Пушкина, и это было десять лет назад. Тот был одним из лучших спектаклей о войне. Почему все-таки вы решили взяться за то, что уже приносило вам удачу?

 — Тот спектакль просто не понадобился Театру им. Пушкина, шел достаточно мало, и директор просто выбросил его из репертуара. Мне же все время хотелось возвратиться к этому. В МХТ спектакль идет на малой сцене. И композиционно, и визуально внутренне немножко другой спектакль. Это входило в мои намерения. В старом спектакле от лица автора выступал очень юный человек, мой ученик, очень хороший актер Женя Писарев. Тот спектакль я делал глазами молодого поколения. Я тогда расспрашивал, как они относятся к войне, что они читают, что они думали об этом, как они вообще все это воспринимают. Их папы или дедушки были тесно связаны с этой войной, это откладывало какой-то отпечаток и на них тоже. И через глаза Жени Писарева я делал тот спектакль, возвращаясь к далеким дням пятидесятилетней давности. Сейчас другая ситуация. Я благодарен театру, что он откликнулся на мое желание продолжить работу над этим выдающимся материалом Андрея Платонова. Почему приглашен Табаков? Табаков играет Табакова. Одному из героев этой пьесы и спектакля десять лет, в конце войны, когда происходит действие, Табакову было десять лет. Я теперь взглянул на это произведение глазами другого поколения. И мне кажется, получился совсем другой спектакль. Роль экрана, телевизора стала совсем иной. Табаков, помимо того, что он потрясающий актер, он еще и телевизионный человек. И мне показалось, что он даст еще зрителю приманку. В принципе мир сегодня воспринимается по диагонали 47, 57 или 17. Этот эффект очень срабатывает, потому что Табаков, выходя к публике с «Новым миром» в руках, рассказывает, что с ним было, когда его отец в эти же годы, в это же время вернулся с войны. В рассказе Платонова как бы повторяется ситуация его собственной судьбы, его собственной жизни, его родителей.

 — Вы используете модную технику, то, что называется вербатим, когда человек рассказывает сам о себе, и это становится частью спектакля, продолжение которого — все-таки более или менее придуманная история Андрея Платонова.

 — Нет, это не так, конечно, это только «бульон», аура, для того, чтобы кратчайшим путем соединить нынешнее время с прошлым. И Табаков для этого является, я бы сказал, идеальной философской фигурой. Это не иллюстрация к судьбе Олега Павловича, он сам бы этого не захотел. Я просто говорю, что судьбы миллионов семей, миллионов детей, миллионов людей, вернувшихся с войны, женщин, которые четыре-пять лет были без своих собственных мужей, они настолько в этом плане похожи, что спроси не Табакова, а другого человека, он, мне кажется, рассказал бы то же самое. Спроси о моем детстве, хотя я родился только в самом конце войны, у меня в какой-то степени повторилась эта судьба.

 — А текст Табакова каким-то образом вами сочинялся, закреплялся? Или он каждый раз волен рассказывать другое.

 — Он говорит очень коротко и очень емко. Когда он пришел на первую репетицию, это было самое трудное. И он заплакал, и я заплакал. Он все рассказывает своими словами, но, в сущности, это история его детства. Но стоит, наверное, посмотреть на глаза Табакова, данные крупно на экране телевизора, посмотреть, как он это делает, как он это вспоминает, как говорит, это, мне кажется, просто дорого стоит.