Режиссеры

Жизненно важное

Алена Данилова, Взгляд, 20.11.2006
Конек театра «Мастерская Петра Фоменко» — неожиданные ракурсы давно приевшейся театральной и литературной классики. Здесь умеют легко и непринужденно вдохнуть животворящую юность в чеховские «Три сестры». Или разукрасить насмешливым декадансом «Дом, где разбиваются сердца». Или переродить Мольера в нечто неузнаваемое, но несомненно очаровательное.

К этому публика всегда готова, что, впрочем, не мешает ей ежепремьерно испытывать радостное изумление от вновь изобретенных «фоменками» выдумок и выходок.

Выдумки и выходки

Однако удивление совершенно иного рода, думаю, испытали театралы, обнаружив в репертуаре «Мастерской П. Фоменко» спектакль «Самое важное» — инсценировку романа Михаила Шишкина «Венерин волос» в режиссуре Евгения Каменьковича. Общее мнение по этому вопросу выражалось в неопределенном «а чего это вдруг?..». Четкой причины для несовместимости Шишкина с «фоменками» не находилось, однако навязчивое ощущение мезальянса витало в воздухе.

Жанр премьеры осторожно обозначен в программке «этюды и импровизации по роману „Венерин волос“». Кажется, некоторые сомнения относительно литературной основы присутствовали и внутри театра. А «этюды и импровизации» — та броня, которая у «фоменок» выдержит и фарс, и треш, и пресловутый телефонный справочник. Но вот ведь не пришлось актерам ни заигрывать текст, ни шутками-прибаутками осваивать «чужой» роман. В сценической версии «Венерин волос» оказался вполне свойским. 

Холодноватая, геометрическая декорация Владимира Максимова, снабженная даже по давней европейской моде экраном с видеопроекцией, стала местом действия для многочисленных эпизодов из жизни многочисленных людей, разбросанных по всему ХХ веку — от самого его начала до самого конца.

Главный герой Толмач — представитель второй половины столетия, а главная героиня Изабелла — первой. У нее — мировая война и революция, у него — кавказские вооруженные конфликты и нелегальные мигранты. А помимо того — семейные переживания, дети, любови, смерти, несчастья, в общем, жизнь и ничего кроме.

К этой жизни «фоменки» отнеслись со свойственным им легкомысленным юмором и, как обычно, без должного почтения. Два актерских квартета — мужской и женский — разыграли сцены из экзистенциального романа, насмешничая, рисуясь и всеми возможными способами отстраняясь от серьезности происходящего. А роман принимал условия игры так охотно, словно специально был написан для этих не признающих гнета рассудка и вообще никакой тяжести актеров-сильфид.

Этюды и импровизации

Ксения Кутепова в роли школьной училки Гальпетры — все узнаваемые приметы от чудовищного коричневого платья с толщинками до чудовищного шерстяного берета, гнусавого голоса и нелепого зонтика, шарж, наделенный, однако, такой лиричностью и трепетностью, какие случаются не у всякой Офелии. Ее заостренное и колкое зеркальное отражение — Полина Кутепова, чьи сценические карикатуры всегда менее деликатны, а нездешняя девочка-самоубийца Царевна Лягушка, являющаяся герою из прошлого, кого угодно обезоружит своими слишком земными повадками. Обворожительная Изольда Галины Кашковской — картинность манер, изящный иностранный акцент и неожиданная хромота — след автомобильной аварии, женщина-цветок без лепестка, сказочная птица со сломанной лапкой, безжалостное вторжение правды жизни в самую восхитительную ее неправду.

Томас Моцкус жестоко разит текстом из репертуара новых героев новой драмы в роли схваченного на швейцарской границе нелегала С. Иванова. Михаил Крылов мастерски вышучивает образ другого беженца, с пугающей простотой переходя от забавного вранья к леденящей правде.

Рустем Юскаев в облике «деда» Серого доводит публику до смеховой истерики, но лишь затем, чтобы она не содрогалась от омерзения. И каждый из них уже в следующую минуту преображается, меняя костюм, парик, героя, эпоху, но никак не свою уникальную манеру сценического существования, которая не дает и на секунду оторваться от длиннейшей и увлекательнейшей череды персонажей.

Самое главное

Неизменны лишь Толмач (Иван Верховых) — рассказчик, точка опоры этого пестрого кружащего вихря, связующее звено между всеми перебежчиками границ, лягушками, эллинами, статуями, и героиня его книги Изабелла (Мадлен Джабраилова). Удивительный сплав детского прямодушия и смущающей откровенности с подлинно женским существом, коим сказано едва ли не более, чем всей ее непростой судьбой.

Самое важное в спектакле было обнаружено очень скоро, гораздо скорее, чем роман пришел к своему логическому завершению. Прежде чем герои с точки зрения разных эпох, поворотов судьбы, возрастов, случайностей, закономерностей, трагедий и удач объяснили ценность жизни в абсолютно всех ее проявлениях, актеры открыли ее бесценность в отдельно взятой постановке и отдельно взятом театре.